Право на выбор

— Антон, как ваша фамилия? Постников? Я выписываю вам премию, думаю, размер вас не обидит. Пока выдать не могу — Котелков должен утвердить проект. Но идея хорошая, в этом не сомневаюсь, утвердит. Гречин, когда кончишь пить чай и философствовать, набросай проект. Двух часов хватит?

***

Не то, чтобы и раньше сотрудники мэрии ходили по коридорам как советский человек по просторам необъятной Родины своей, но теперь они просто, старались прошмыгнуть как мыши. На любом этаже, из любого кабинета мог выскочить Батька, иногда (чудо) без охранника, выскакивавшего следом. «Куда? На обед?! Домой?! Я ночами не сплю, а ты…» Ходили слухи о случаях рукоприкладства, кстати, абсолютно правдивые.

Назаренко не врал, он действительно не спал ночами. Мало того, дела, мало того бессонница, да еще и сны такие — лучше не видеть. Неделю назад ему приснился огромный овод, страшный сибирский овод, гроза лошадей, который сел ему грудь, приготовился впиться. Батька захотел раздавить — рук не поднять, хотел шагнуть и расплющить о стену — ноги не ходят, хотел изловчиться и хотя бы плюнуть — язык замер, слюны во рту нет.

Может и стоило бы списать страшный сон на сушняк после крепкой вечерней попойки, но предутренняя страсть творилась и наяву. Вокруг что-то жужжало, жалило, а руки оказывались короткими.

После истории с регистрацией, он так и не успел разобраться — откуда же взялся чудак, чуть было не попавший в бюллетень под его фамилией. Появилось много других неприятных новостей и здесь слово «чуть» уже не подходило.

Первая заморочка пришла откуда не ждали, откуда и быть не могло: с телевидения. Согласно федеральному закону назначили теледебаты, приготовились к жеребьевке. Мэр отнесся к этому спокойному: еще подумаю, с кем стоит спорить, а с кем я под одну камеру рядом не сяду, однако опять всплыл коварный отставной прокурор, работавший на Савушкина. Опираясь на прецедент выборов в одной из черноземных областей, юрист протащил, через ошарашенное руководство городского канала очень неприятную норму: в случае отказа от дебатов, все отведенное время (час) передавалось в полное распоряжение противной стороне. А тут и жеребьевка состоялась. Выяснилось, что за две с половиной неделе до выборов Батьке придется встретиться в эфире с юродом Валенсой, а на предпоследней недели — с Савушкиным (под конец, к счастью, был глупый, хотя по своему противный, яблочник). Никому из них Батька свой час дарить не собирался.

Стало досаждать и радио, особенно «Наше». Мало того, оно периодически сообщало о встречах Савушкина с электоратом и передавало его лозунг: «Ирхайск — наш город, Савушкин — наш мэр!», так еще и появился весь обидный радиоклип. Он состоял исключительно из батькиных высказываний, сделанных во время недавнего интервью с журналистом из Ленинграда (именно те фрагменты, когда диктофон был выключен). Цитаты, понятные и серьезные во время речи, будучи вырванными из контекста, выглядели совсем не серьезно: «Я люблю людей, как хороший пастух баранов». «А недовольных надо удовлетворять, я этому еще с комсомола учился». «Завод сейчас стоит, но ты, если мужик, должен меня понять: когда надо он поднимется». «Как ты думаешь, я мэр или одноразовый гондон?».

Еще хуже было с газетами. «Красный рассвет» совсем озверел: вполне серьезные статьи, рассказывающие о судьбе отдельных статей городского бюджета, соседствовали с историческими комиксами о печальной судьбе мэра Парижа Пэтиона, в дни Французской революции. Самое обидное заключалось в том, что эта газета теперь не только продавалась, но и бесплатно раздавалась в людных местах.

Однако настоящим проклятьем стал воскресший из мертвых «Ирхайский комсомолец». Он выходил от имени Валенсы-Дикина и разбрасывался по подъездам во всем городе. В нем были злобные пасквили, фактурные журналистские расследования (откуда только брали материал?) и самое обидное, иллюстрации на каждой странице, созданные той же рукою, что и комикс в «Рассвете». Неизвестный рисовальщик работал под псевдонимом Тони Блэр и его фантазия была неистощимой. Несколько раз кипы газет попадали в руки батькиных людей, а оттуда в мэрию. Назаренко сначала приказал их отправлять в сортир, вместо туалетной бумаги, но скоро отказался: сотрудники стали задерживаться там дольше, чем положено, а из-за дверей стал доноситься такой неожиданный и неподходящий звук, для этого места, как хихиканье.