Право на выбор

Медосмотр проходил тут же, в полевых условиях, при свете автомобильных фар. Иннокентий Иванович — так звали Юлиного дядю, взял командование в свои руки. «Надо решить, куда их везти — домой, или в больницу, — сказал он». Особой помощи никому не требовалось, только Сереге положили примочку на мощный синяк. Двоим, особо разнервничавшимся ребятам, дали глотнуть коньяка.

Сложнее было с Антоном. Он стоял возле машины, опершись руками на капот, чтобы не упасть. Когда он успел натянуть брюки, Юля не заметила. Зато она только сейчас обнаружила, что несмотря на все передряги, он сохранил очки в целости. Юля к месту ли, ни к месту вспомнила, что не так давно говорили с ребятами про «Гарри Поттера» и Антошка, как единственный очкарик в классе, авторитетно заявил: главное чудо главного героя заключается в том, что на протяжении всех четырех книг с его очками ничего не произошло.

— Молодой человек, дайте-ка я оценю физический ущерб. Да… Не помню, когда видел такое в последний раз. Жить будете, это гарантирую.

— Не надо… Не надо в больницу, — простонал Антон.

— Иннокентий Иванович, — Юля взяла дядю за руку и отвела в сторону. — Как у него?

— Жить будет. В реанимации ему делать нечего. По правде, не нужна даже обычная палата, пусть даже я нарушаю все инструкции. У парня мощный стресс, это главное. Просто, хороший уход и психологическая реабилитация. Желательно, чтобы его никто бы не тревожил и не напоминал о том, что было. Анестезию вколю прямо сейчас.

— Никто не потревожит, обещаю, — уверенно сказала Юля. — Быстро в машину. И домой. Что делать — представляю, тебе лишнее спасибо. Только дай мне этих ампул. Не бойся, наркоманкой я не стану.

Гришин и Олег заговорили о съемке, о необходимости зафиксировать повреждения. Юля так на них зыркнула глазами в полутьме, что разговор прекратился. В эту минуту, Юля вела себя как дикая кошка, только что вытащившая из огня своего котенка.

***

Юля и Антон оказались на заднем сидении машины — один охранник на переднем, другой, как и ребята, разместились по прочему транспорту. Анестезия подействовала минут через пять, и тут Антона просто прорвало. Он плакал, рыдал навзрыд. Его лицо вздрагивало в Юлиных руках, а очки впервые расстались с носом, и Юля не смогла сразу их найти.

— Меня же никогда не пороли-ии! Мама хотела выдрать в пятом классе, я ей сказал: выпорешь — убегу. Она поверила. Я не знал, что так больно. Не знал, что буду орать. А ты все видела и слышала!

— Делов-то, — сказала Юля. — Будто меня никогда не драли. Нашел себе принцессу! Не веришь? А ты посмотри, какая я хорошая дочка. Не курю, не колюсь, с парнями не вожусь. Почти.

Ошеломленный этим Антон прекратил истерику и как-то очень быстро нашел очки.

— Дай телефон. А, забыл, ты его выкинула. Как позвонить бы?

Юля взяла мобильник у шофера, протянула Антону. Тот набрал номер.

— Алло. Тетя Клава? Простите, что разбудил. Я тут с друзьями, короче, загулял. Позвонить вечером не смог. Все в порядке, утром позвоню. Что? Согласен! И с тем, что бить меня надо, и с тем, что некому. Такая, понимаешь, судьба: так и останусь непоротым до конца жизни. Спокойной ночи, дорогая тетя!

Это был прежний Антон, с которым ничего не случилось за три последних часа.

***

Когда Олег, Гришин и начальник охраны вернулись в Пансионат, там уже полчаса как творилось невообразимое, несусветное и неописуемое. Савушкин опять приехал с презентом — на этот раз с подарочной бутылкой «Джонни Вокера», вместимостью в восемь литров. «Это наш переходной подарок в Ирхайске, — говорил он. — Эта бутылочка была одна на город, ее года два назад кому-то подарили, пить не стали, через полгода опять подарили, потом опять, а месяц назад мне. Я завернул в кабинет, ее захватил. Еще жене позвонил, чтобы не скоро ждала». Куклинс предложил оставить бутылочку на двадцать пятое, но Савушкин отказался. «Ладно, двадцать пятое, мы его сегодня сделали». «Ты лучший мужик в этом городе, — орал уже пьяный Егорыч, имевши дурную привычку глотать виски взахлеб, да еще из пивной кружки. Мы этого козла сегодня сделали!»

Боевой клич «сделали!» стал главным в этот вечер. То Савушкин взахлеб рассказывал про дебаты, то Олег про подвиг Гришина. Бутылка стремительно пустела; Куклинс к удивлению всех вытащил бутылку коньяка из своей заначки, а Толик притащил недопитую горилку.

— Ну, ребята, ну, как мы его! Как мы его, — повторял Савушкин. Он сорвал галстук, с пяти шагов, как лассо, набросил его на монитор, избавился от пиджака и даже собрался на нем плясать, правда, передумал.