Право на выбор (СИ)

Наконец из группы пяти ребят выделяется один и несмело шагает к дверям. Я выглядываю на стук — стоит у порога, мнется, руки за спиной, глаза не знает куда деть… выбрали жертвой или сам вызвался?.. Я улыбаюсь как могу приветливо, но молчу — вряд ли у него стоят ретрансляторы — и мысль выучить местное наречие во мне только крепнет. Мальчик оглядывается на шуршащие кусты, оттуда доносится невнятное “ну, давай”, после чего вдруг наклоняется, ставит на крыльцо корзинку с какими-то плодами и убегает. Я туплю на корзинку… на шуршащие кусты… это типа что… подношение?.. Надеюсь, они понимают, что я просто похожа на их Миршельнасс?..

— Понимают, не переживай, — успокаивает меня Мар за ужином. Плоды стоят вымытыми на столе — они называются миррум, мякоть у них насыщенного розового оттенка. На вкус похожи на помесь яблока и мандарина.

— Точно?

— Абсолютно. Здесь просто давно не было девушек. На весь город их от силы десяток наберется.

Я чуть не подавилась.

— Д…десяток? А как… как у вас вообще?..

— Дети рождаются?

Щеки ощутимо теплеют, и я медленно киваю.

— Женщины прилетают сюда, но большинство после первых родов возвращаются домой. Те из туров, кто работает на компании Объединения, могут встретить женщину вне планеты, а потом вернуться с сыном домой.

— Получается, женщины бросают своих детей?

В глазах Мара — смесь тоски и нежности, от которой у меня сосет под ложечкой.

— Далеко не у всех разумных так силен материнский инстинкт, как у землянок.

— У землянок тоже бывает по-разному, но да, у нас обычно матери детей не бросают. Отцы… делают это чаще.

Тур хмурится.

— Бросить свою родную кровь? Как это вообще возможно?

В ответ я только улыбаюсь, а в ответ на его непонимающий взгляд — только шире.

Кажется, я выбрала правильное место.

...

Спустя пару дней, когда я немного осваиваюсь в доме и ближайшие окрестности перестают провоцировать сенсорную перегрузку, Мар предлагает сходить в местное миграционное управление: он уже отметил меня, но для оформления документов нужно личное присутствие. Путь до него неблизкий, и пройти его нужно пешком — в пределах поселения никто не пользуется транспортом.

Оно и неудивительно — земля в округе изрыта, взорвана корнями гигантских деревьев, покрыта зубьями каменистой породы, уходящей на огромную глубину. Мы идем извилистой тропой, она ныряет в овраги и выводит на склоны, углубляется в лесной массив и выстреливает на голые плато. Дома разбросаны казалось бы хаотично, но чем дальше идем, тем лучше угадывается своеобразный рисунок. Ближе к центру города, на условной равнине, домов становится больше, они становятся чуть выше и ближе друг к другу. Но прохожих на улице все равно немного — может, дело в жаре? Шерхентас не добралась еще и до середины небосвода, а припекает уже знатно… Хотя местные должны были привыкнуть…

— Большинство работает в это время, а дети учатся, — отвечает Мар, когда я все-таки интересуюсь причинами такой малолюдности.

— Как и у нас, в общем-то… Правда, я жила в городе побольше, и даже днем на улицах было много народу…

Я вспоминаю толчею в метро, на лестнице универмага в дни скидок… Эфемерная тошнота подкатывает к горлу, сдавливают виски тяжелые ладони.

— Ты хочешь жить в большом городе?

— Нет. Больше нет.

— Понял.

Дальше мы идем молча. Невольно зацепив эту нитку памяти, я вспоминаю серое небо и серую пасть бетона под ногами… О чем я тогда думала? Думала ли вообще? Сейчас я с трудом могу вспомнить свое состояние: выпотрошенная и зашоренная, я не видела иного пути — или не хотела видеть?.. Меня вел инстинкт — избавить себя от страданий, любым способом, неважно каким — даже если это подразумевало избавиться от себя самой — потому что терпеть было невыносимо, невозможно…

В ушах — легкий звон и треск, я чуть трясу головой и возвращаюсь в здесь и сейчас. Это уже прошло. Я неизбежно буду помнить, но напоминать больше не обязана.

2-12

Миграционное управление было частью местной администрации. Поднявшись на третий этаж небольшого здания, мы пару минут ждем уже явно почтенного тура, которого Мар как-то по-особенному приветствует, называя дор Шаррах и прикладывая руку тыльной стороной ко лбу. Мне тоже так надо сделать?.. Не надо — дор Шаррах улыбается мне как внучке и пожимает руки своими огромными лапами.

— Это и есть твоя милая Шер-аланах? Праотец, и правда вылитая Миршельнасс, как и говорили дети… Проходи, проходи, не стой… Вот, присаживайся… Как тебя Шерхентас поцеловала…

Это он про лицо?.. Оно опять как маков цвет?.. Ну, не могу я воспринимать как достоинство то, за что меня когда-то бесконечно и зло дразнили. И как это он меня назвал?.. опять не переводит, ладно, потом спрошу...