Право на выбор (СИ)

Не была бы такой разобранной — загордилась бы точно.

— Тебе… нравится со мной?.. При том, что я даже… ну… не могу его… внутрь?

Он издает странный звук, дергается… смотрит на меня так, словно у меня вторая голова выросла.

— Внутрь?..

— Ну… наш вид именно так… в основном…

Мар долго молчит… очень долго молчит, а потом медленно произносит:

— Мы все-таки… сильно отличаемся в размерах… поэтому я не думаю, что это возможно…

Эти самые размеры сейчас очень красноречиво покачиваются между нашими животами. Я сухо сглатываю. Отличаемся, не то слово… но…

Но я все еще хочу… попробовать…

— Ммм… мы можем… аккуратно… попытаться… в следующий раз…

Он со свистом втягивает воздух — представил, да? я тоже… и у меня горит лицо, шея, пульсирует между ног от одной мысли… Так, хватит. Это уже что-то нездоровое… Я же только что… дважды… третий раз у меня просто шарниры слетят… Да и все-так мы не одни дома… господи, надеюсь, Раш’ар спит и ничего этого не слышал…

… Раш’ар не спит — и когда через полчаса мы спускаемся вниз, смотрит с такой ненавистью и болью, что можно топить города.

3-9

Грида ставит на стол передо мной чашку с прохладным настоем — пахнет сладковато, но на языке остается приятная кислинка. За окном чуть слышно качается ветер в гамаке из древесных ветвей, они поскрипывают и потираются плотными темными листьями. Где-то вдалеке постукивает-покрикивает птица руртук, и больше ни звука в полуденной жаре не доносится, жара словно воск заливает землю, заливает небо.

У нас перерыв — заниматься при такой температуре решительно невозможно, тяжело даже Гриде, а она прожила тут достаточно долго, чтобы привыкнуть. Женщина лениво чистит миррум, которые я принесла в качестве благодарственного угощения. Дома их уже целая корзинка — Вереш регулярно заходит. Мальчишка старается не попадаться на глаза турам, но если случается — сразу вытягивается, как дикий зверек при виде человека. Они ни разу и слова ему не сказали, чего бы ему так бояться? Хотя я многое еще не понимаю и не знаю…

Грида тянется на кресле, свободные рукава ее туники скользят, обнажая руки — и я с интересом разглядываю плетение на них.

— Нравится?

— Да, очень красиво.

— Это ракум — защитный оберег. Плетут его обычно женщины для своей семьи.

— Можно посмотреть?..

— Конечно.

Я склоняюсь к её рукам, сердце в груди сжимается и толкает кровь к лицу — я привыкну к ее чарам или нет? — и разглядываю изящный рисунок. Плотные нити из гладкого материала оплетают древесный или металлический каркас, не разберешь пока не разобрано, узоры явно ритуальные — много старых символов, которые мы еще не начали изучать. Обнимая женские руки, ракум подчеркивает их белизну и хрупкость… интересно… а мне такое пойдет?..

— Если хочешь, научу такие плести, — предлагает она с улыбкой.

Я соглашаюсь даже не раздумывая.

Для учебы слишком жарко — в этой части планеты лето как-никак — и остаток времени мы копаемся в нитках и проволоках. Грида показывает, как закручивать их и крепить, я пробую, и ни черта у меня разумеется не выходит ни с первого, ни со второго раза, но интереса это не остужает — только подстегивает. Домой я возвращаюсь еще более нагруженная, чем уходила: вместо миски с миррум я несу корзинку разноцветных ниток и каркасов и смутное понимание, что со всем этим делать.

…Раньше мне нравилось вязать — надо мной даже смеялись из-за этого — но я все равно вязала своих страхолюдиков, пока спицы не начали со мной разговаривать…

Я прижимаю карту к двери, дожидаюсь щелчка и боком втискиваюсь в проем, чтобы тут же сгрузить довольно-таки объемную корзину на каменную тумбу… оставляю там же карту, выпуская из груди тяжелый уличный жар… как же жарко, с ума сойти можно... У нас где-то был сок сармус’си, дикой горной ягоды, жажду утоляет одним глотком… куда я его…

Шершавый, тягучий голос раскатывается по комнате.

— Кто тут у нас?

Я успеваю удариться боком о стул и выругаться, прежде чем узнать его.

— Раш'ар!.. твою мать, нельзя же так!..

Тур стоит на нижней ступеньке — что он забыл в спальне? — руки в карманах, скалится… но выглядит чуть расслабленнее обычного. Причина доходит до меня не сразу, а когда доходит — омывает внутренности холодом.

Мара нет. Мы одни.

Он приближается вразвалку, глаза его странно блестят… Я не отвожу взгляд — мало ли, что удумал — но он садится за кухонный стол и вполне миролюбиво отвечает:

— Извини, если напугал.

— ... Не делай так больше, ладно? Ты почему дома?

— Рейс отменили, персонал отпустили пораньше.

— А… ясно.

— Не рада меня видеть?

Ну вот и что ему ответить?

— Да мне все равно, если честно. Я просто удивилась, обычно ты поздно приходишь.

Мой ответ ему не нравится — черт с тобой, где мой сок? умираю от жажды… В тишине собственные жадные глотки кажутся оглушительными, я стараюсь об этом не думать… не думать о неподвижном, но пугающем туре за спиной, взгляд которого скоро просверлит во мне дыру.

— Не ешь меня глазами, — не выдерживаю я спустя минуту.

— ...могу ртом.

Вот... сука.

— Ничем не надо.

— Мару пожалуешься?