— Ладно… извини, что придралась… и спасибо, что был рядом.
Он кривит губы улыбкой.
— Если надо волосы подержать, я всегда к твоим услугам.
Он отворачивается к планшету, как будто новости обновить, но мне кажется — прячет лицо. Что ты прячешь? Что… и зачем?
— Почему ты… все время это делаешь?
— Делаю что?
— Зубы скалишь? Ну… притворяешься, что тебе все равно, шутишь там, где нужно бы серьезно… говоришь гадости и глупости, когда хочешь совсем другое сказать?
Он молча смотрит на меня, смотрит с лицом непроницаемым абсолютно… что у него в голове? Угадала я или нет? Попала в яблочко или…
Он медленно поднимается, и расстояние между нами сгорает с каждым беззвучным шагом.
— Как думаешь, — произносит он тихо-тихо, — что будет… если такой как я… начнет говорить все, что думает на самом деле? Что будешь делать, малышка, если я перестану притворяться?
— А ты попробуй, — голос почему-то садится, какого черта вообще атмосфера
— Я и так знаю.
— Не знаешь.
Он улыбается снова — она каждый раз разная, эта его улыбка. И сейчас о нее можно руку порезать.
— Давай начистоту. Я честно отвечаю тебе, а ты — честно отвечаешь мне. Идет?
— Идет.
Он становится серьезным мгновенно, вся его напускная бравада стекает с лица потоком воды.
— Не отвертишься. Ты пообещала.
— Само собой.
— Ладно. Тогда спрашивай.
Спрашивать, да?.. а что я вообще… хочу о нем знать?..
Вопрос рождается из чистоты разума — неожиданный даже для меня самой.
— Тогда на поединке… ты правда собирался убить Мара?
Он молчит довольно долго, и у меня есть время подумать — а что, собственно, я буду делать с его ответом, каким бы он ни был? Наконец Раш медленно говорит:
— Я спускался туда… с мыслями о смерти. О
— Ты сказал… что он твой лучший друг… но сейчас… отношения между вами нельзя назвать дружескими.
— Да что ты говоришь, — ухмыляется он грустно. — С чего бы это?
— Я знаю, это моя вина… и мне жаль, что я стала между вами… я правда… не хотела, чтобы так все обернулось...
Раш тянется рукой — и уворачиваться кажется неправильнее, чем позволить ему коснуться пряди волос, пропустить её между пальцев… маленькое нечто внутри меня вопит истошно, вопит что-то гадкое и дурное… но слушать его я буду потом.
— Это все действительно просто шерхова… кхм… но даже если бы я знал, чем все обернется… все равно бы зашел сюда.
— Ты не жалел об этом? Ни разу?
— Первое время жалел, и очень сильно. Почти ненавидел — и тебя, и его… насколько я вообще могу
— Потом?
— Потом понял, что… что все будет бессмысленным, если я буду просто поганить всем жизнь. Ну и кое-кто жирно так намекнул, что будет, если я не прекращу…
— Мар тебе что-то сказал?
— А при чем тут он?
— Ну… после того раза… он тебе что-то говорил?
— Нет, — не врет, выглядит удивленным. — Он мне морду начистил знатно, но… дело не в нем. Стал бы я ради него так стараться…
— То есть, — внутри пузырится, шипит и лопается догадка, — ты все это… только из-за меня? Из-за того, что я… сказала?
— И сделала.
— Тебя так впечатлило показательное самоповреждение? — нет, ну в самом деле, ну не могло же…
— Да, впечатлило! — рявкает он внезапно мне в лицо. — Как можно саму себя вот так брать и резать?! Ты нормальная вообще?!
— Извини…
— Где твой инстинкт самосохранения? Или у твоего вида он отсутствует?!
— Прости, я правда…
— Ааа, шерхи меня растереби… Нет, серьезно,
— Это… не так уж и сложно. Если представить, что рука не твоя…
— Даже слышать не хочу. Хватит. Просто пообещай, что никогда больше не будешь так делать. Если увижу или узнаю, а я узнаю, будь уверена, я тебя…
— Что? — нет, мне правда интересно, что он сделает, он и сам скорее всего не знает, вон как разошелся…
— Я тебя в госпиталь военный сдам. Там вечно медсестер не хватает. Может, ценность жизни усвоишь.
Наверное, что-то такое у меня на лице… он вдруг затихает, смотрит внимательно… а потом спрашивает совершенно другим голосом:
— Что с тобой случилось?.. Это ведь… неправильно. Так не должно быть у живого существа.
— Честность за честность. Ты обещала.
Но отступать некуда. Голос звучит как будто чужим — как будто я сама слушаю, а не говорю.