— Сразу надо было сказать, чего терпела? — ворчит Раш, меняя их с помощью пинцета на новые, совсем крохотные. — А если бы уши отвалились?
— Не отвалились бы… — огрызаюсь тихо и беззлобно.
— Еще как отвалились бы — и носила бы потом в карманах.
— Да ну тебя…
Он нависает надо мной — по пояс голый, весь в бинтах… запах этот его, резкий, но не противный… он всегда такой… когда рядом со мной? Или я просто не обращала внимания?
Едва он заканчивает, я спрыгиваю со стула — быстрее, чем нужно. Ухожу на второй этаж, закрываю дверь — резче, чем нужно… в спальне все еще бардак, мы только перебрались обратно, нужно разгрести весь этот хлам… разгрести, разобрать… иначе…
Лицо горит — как всегда не вовремя. Оно горит почти все время, и жар этот расплавленным стеклом заливает все тело, сковывает его, все движения делает резкими, нескладными… что за черт… какого черта я веду себя как...
Нет, не правда. Я ничего не сделала. Я ничего не сказала. Я ничего, ничего, ничего… ничего же? даже сравнивать… даже рядом ставить… как небо и земля, даже думать об этом глупо… Ведь если представить, что я должна выбрать одного… даже сомнений никаких не будет… не будет же, да?
— Все в порядке?
— Можно зайти? Я оставил инструменты…
— Конечно.
Он заходит, сразу идет в ванну… показывается спустя минуту, мажет по лицу и телу быстрым, но цепким и внимательным взглядом… что он понял? понял хоть что-то или бог милостив ко мне?..
Он останавливается у двери…
— Ты неважно выглядишь…
— Все нормально. Просто устала и хочу отдохнуть.
— Точно?
— Да точно!..
Все тело звенит, как натянутая струна, лопаются виски и капилляры на щеках. Я отворачиваюсь, что-то беру в руки, а что — не вижу…
Раш уходит — беззвучно, и меня практически тут же накрывает слепотой и глухотой неразбавленного стыда. Он не заслуживает этого… он не виноват, что у меня опять едет крыша... я должна как минимум быть мягкой, приветливой и дружелюбной с ним, чтобы не так мучительно ему было находиться рядом со мной… а вместо этого меня штормит, я не понимаю, что происходит, точнее — я
Вырвать бы себе ребра… вырвать все изнутри и вышвырнуть на солнцепек, потому что само наличие этих мыслей... Я сползаю по стенке на пол — мое любимое занятие последнее время — и сжимаюсь в комок. Обвожу взглядом комнату — она мало напоминает прежнюю себя, вся раскуроченная… Вряд ли я найду в ней что-то целым… горечью на языке отдает мысль о подарке Шерши, маленьком теплом камушке с ее планеты… В этом новом и чужом пока для меня мире так мало было моего, что утрата любой мелочи словно уменьшала меня саму… Хорошо еще, что кольцо я не снимала… кольцо… Мар…
Новый приступ скручивает грудную клетку, но стон я из нее не выпускаю — услышит же, чуткий у них слух, как у диких зверей… Ничего не выпускать… ни единого вздоха, ни единого взгляда… пока это остается внутри меня, никто кроме меня не страдает.
4-11
— Вот, возьмите… Одеяло? Сейчас, одну секунду…
Руки движутся автоматически, улыбка приклеилась к губам намертво — кажется, старые привычки только и ждали, чтобы выползти из погребов сознания наружу, занять свое место… как давно это было? Кажется, в другой жизни… но я приветливо улыбаюсь, слегка кланяюсь… Оставить на поверхности лишь эту личину — а самой спуститься вниз, по лабиринту спутанных мыслей…
— Ты что-то сама не своя...
Я вздрагиваю, поднимаю голову — Грида смотрит сочувственно. Да уж… от нее ничего не скроешь. Девушки из дарган закатывают глаза, чуть слышно перебрасываясь “неженками”, но уйримку это волнует мало — она вся чуть мерцает, и внутри становится так легко… так спокойно… так…
Так, стоп.
— Что это было?
— А… извини… я должна была спросить разрешения…
— Я не сержусь, но... что это было?
— Я же могу влиять, помнишь? Это один из видов влияния… Тебя что-то беспокоит, да? Так сильно, что это всю тебя искажает…
— Все в порядке.
Она смотрит укоризненно — ну да, кого я пытаюсь обмануть? — когда подходит новая группа пострадавших и отвлекает нас друг от друга. Я возвращаюсь к работе, в глубине души благодарная уйримке за непрошеную помощь.