Мар ложится рядом, я сдвигаюсь, чтобы дать ему места — и попадаю в руки Раш’ара. Тут же меня накрывает второй парой рук — в сплетении их я чувствую себя устрицей в раковине. Тепло и немного волнительно, из темноты разнеженного разума сами собой рождаются щекотные образы и мысли. Я обхватываю Мара за талию, прижимаюсь к его животу… он дышит чуть тяжелее, чем нужно; Раш с едва различимым ворчанием прижимается пахом к моим бедрам плотнее, его возбуждение нарастает с каждой секундой. Если так и дальше пойдет…
— Давайте… просто поспим?..
Мар целует меня в макушку, поглаживает ласково.
— Спи спокойно. Я прослежу.
— Эй, я вообще-то еще не…
— Умолкни. Не сегодня.
Я утыкаюсь носом в сочленение мышц на его груди, втягиваю крепкий, густой запах. Он окружает меня со всех сторон, от него тепло и спокойно… только засыпая, я понимаю, что мне показалось в нем непривычным.
Это
5-6
После праздника Отчего огня лето как-то быстро пошло на спад, и я наконец снова ощутила себя человеком, а не студнем. Занятия стали продвигаться все бодрее, и Грида несколько раз предлагала мне снять ретрансляторы — но я переживала и для подстраховки носила, отключая их только иногда, чтобы потренироваться в произношении. Но на бытовом уровне они мне и правда не требовались — основные фразы и выражения уже отлетали от десен и не разбивали язык параличом.
— Как ваши дела? — спрашивает уйримка, прислонившись к стенке, пока я подвязываю легкие босоножки. Истрепалась что-то обмотка, надо бы заменить…
… Дорвавшись до тела, Раш’ар сделался как будто одержимым. Сегодня утром он без слов усадил меня на столешницу, опустился на колени, и спустя три минуты я уже не помнила своего имени — только скребла ногтями по скользкой поверхности и задыхалась. Сер’артум, священный уговор, чтоб ему… из-за него я не каждое утро могу сидеть ровно.
— Ну… неплохо. Вроде как…
— По тебе видно.
— Правда?
— Ага… как будто светишься теперь по-другому… Ну, иди осторожно.
— Хорошо. Тогда до завтра?
— Да, спишемся утром…
Что-то не то с ней сегодня… смотрит как-то странно, и это её “спишемся утром”… Что и как она чувствует, я понять не пытаюсь. Встретив меня после той ночи, она без расспросов достала красную ленту и предложила заплести вторую косичку. Удивительное существо… иногда даже немного пугающее. Ладно. Пора домой.
Я бреду окружной дорогой — теперь, когда спала жара, гулять здесь одно удовольствие. Теплые стволы пахнут крепкой древесиной, тяжелые листья отбрасывают рифленую тень… Переругиваются где-то далеко птицы, не руртук, другие… как же их Мар называл, мрын? мрон? надо будет спросить, он как раз выходной сегодня…
Если вынести за скобки постель, в которой каждый раз начиналось негласное соревнование, они с Рашем и правда как будто поладили. Переругиваются, как те птицы, но как-то беззлобно, больше по привычке… Спуская раздражение в мелких перепалках, они сошлись в чем-то куда более важном. Между ними ведь больше общего, чем у меня с любым из них, и это чувствуется — в согласованности движений, в старых шутках, понятных только им двоим, что иногда проскакивают в разговорах… Ведь по сути, это я появилась в их жизни, а не они в моей… что-то общее между ними было задолго до моего появления, и теперь оно постепенно, шаг за шагом, возвращается на свое место — туда, где и должно быть.
Выскакивает камешек, неловко подворачивая ногу — и несчастная обмотка окончательно лопается. Ну что ты будешь делать… Я склоняюсь, кручу ее и так, и этак… зараза, что ж никак не закрепишься, не босиком же мне идти? — и внезапно краем глаза замечаю сбоку что-то огромное… серое… Ухают внутренности, сердце мгновенно разгоняется до ста ударов в минуту. Я медленно поднимаю голову —
На краю оврага стоит серый мрок.
Под выцветшей шкурой перекатываются каменистые суставы, пока зверь, медленно переставляя лапы, спускается по камням, издавая странные шипяще-свистящие звуки… глаза его мутные, видно даже отсюда… боже мой, он же сюда идет… он же меня…
Я подрываюсь с места — только взметается каменная крошка. Тяжелые удары за спиной — все ближе и ближе. В сторону, в сторону, вверх, камни-камни-камни, корни, земля, ветки раздирают тело, оставляя по куску за спиной, бросает влево и вправо, горит и плавится, в глазах свет превращается в свист… земля хватает ноги, я рву их за собой, отрывая подошвы от костей, быстрей-быстрей-быстрей, пока не поздно, пока не догнал…
Пока не встречается расщелина сильнее меня.
Руками в землю, лицом в руки — живот отдает сотрясающей болью. Я выворачиваюсь, отползаю, спина врезается, перед лицом — только чудовище с оголенной пастью… не так, господи… только не так, как угодно, но только не быть разорванной в шаге от дома, где меня ждут…