Право на жизнь

— Скажи, дядя Лука, а ты меня не бросишь? Не оставишь в лесу, как мама?

— Нет, — Северьян заставил себя улыбнуться. — Конечно нет, глупышка.

Невероятно, но девочка улыбнулась. Неуверенно, с опаской, но и это было не мало. Умеет бороться с чувствами, — довольно хмыкнул убийца, — такая не пропадет. И с новой силой принялся уплетать горячую, наваристую кашу.

Глава 29.

Они покинули деревню только к вечеру. Сытый, довольный жизнью Северьян шел, и рассказывал на ходу о своих приключениях. Баял об упырях, вурдалаках, не забыл помянуть и говорящего медведя. Мара слушала его раскрыв рот, так было интересно девчушке, словами не передать.

За неспешной беседой, они и не заметили, как вошли в лес, медленно брели по утоптанной грибниками тропинке, пока та не стала петлять и сбиваться.

Веселый жизнерадостный, лес вдруг посуровел, посмурнел. Ветки нависали сердито, намереваясь если не придавить, так хоть оцарапать, порвать одежду, на худой конец, просто напугать.

Мара в страхе оглядывалась по сторонам, ежась. Северьян успокаивал ее, но сам тоже волновался, держал руку на эфесе меча. Кто знает, что за хищники здесь водятся? Может и такие, что проглотят в один присест, не дрогнут, и пережевывать даже не станут.

Стрекот кузнечиков и зловещее уханье филина разбавил протяжный волчий вой. Дальше идти нельзя, решил Северьян, искренне пожалев, что не остался ночевать в корчме. Там, все-таки поспокойнее. В спешке начал срубать с деревьев нижние ветви-раскоряки. Девчушка ходила за ним как привязанная, Северьяна это уже начинало злить. С горем пополам нарубил дров на костер и небольшой запас сделал, чтобы всю ночь топить. Щелкнул пальцами, вспыхнул огонь.

Мара всплеснула руками.

— Дядя Лука, никак ты волхв? — Воскликнула она.

— Да нет, что ты, никакой я не волхв, — улыбнулся Северьян.

«Я убийца», — хотело сорваться с языка. Но он промолчал.

Костер разгорался неохотно, недовольно потрескивал, дескать, такие дрова и грызть-то лишь зубы ломать. Северьян сделал запалы с трех сторон, дело пошло лучше. Волчий вой, казалось, приблизился. Северьян подбросил хвороста в огонь, на всякий случай положил подле себя меч. Впереди за деревьями и правда мелькнула волчья тень. Зверя явно спугнул огонь, и он побежал прочь. Слышно было лишь, как шелестят кусты. Северьян вздохнул. Вовремя, однако, огонь развел. А то пошел бы подальше, да так и напоролся бы на зверя. Не известно, чем бы это закончилось. Волк, он зверь хитрый. Сиганул бы исподтишка, убийца бы и меч выхватить не успел, упав наземь с перегрызенным горлом. Впрочем, на все воля случая.

Мара улеглась спать, устала, вымоталась за день. Такие походы не для детских ног. Северьян подложил ей под голову котомку, прикрыл теплой шалью, захваченной еще из Киева. Решил, что пригодится, вот и пригодилась. Северьяну тоже хотелось спать, но он исправно караулил. Кто знает, вдруг волк решит вернуться. Да не один, а со всей стаей?

Сквозь высокие мохнатые макушки елей просвечивало черное, как смоль звездное небо. Луна, круглая, как блин, дырой зияла над дремучим сонным лесом, поливая землю таинственным голубоватым светом. Звезды рассыпались, как крупа. Было их столько, что всем Киевским курам вовек не переклевать.

Отчего-то вспомнились слова Доробея. Домовой говорил, что каждая звезда, это жизнь отдельного человека. Северьян задумчиво пялился в ночное небо. Интересно, какая звезда его? Может быть та, яркая, вокруг которой рассыпаны помельче? А может одна из мелких, синеватых… Кто знает, какое место определено ему в этом мире? И определял ли кто-нибудь это самое место, кто знает…

Сон сморил его неожиданно. Северьян и сам не ожидал, что не сможет высидеть. Развратила его сладкая жизнь в Киеве, привык спать в теплой постельке и есть от пуза. А теперь расплачивайся. Но ему повезло, за ночь так никто и не приблизился. Не один зверь не отважился подойти к огню, который к утру затух. Но затух неспроста.

Проснулся Северьян от пронзительного, злого холода. И причина тому была более чем понятная. С неба лил дождь. Опять Белоян дурит, стихии Царьградские гоняет. Здесь конечно, не Киянский потоп, но дождь холодный, пронзительный. Северьян спал не укрываясь, в одежде, а потому промок насквозь, рубашку можно было выжимать. А Мара все еще сладко спала. Она улеглась под раскидистыми густыми ветвями ели. Дождь сюда не попадал, земля под деревом была совершенно сухая.

Мара просыпалась неохотно. Сладко зевнула, протерла заспанные глазенки.

— Дядя Лука, что, уже утро? — Печально удивилась она.

— Утро, Мара, — улыбнулся он. — Нам надо собираться и идти.

Идти под проливным дождем было не слишком приятно. Северьян спрятал рубашку в котомку, Мару замотал в теплую шаль. Она хотя и промокала, но все-таки сдерживала влагу.