Право на жизнь

Кивнув ещё раз, Фрейзер продолжил бегло зачитывать другие имена. Скоро дойдёт до моего придуманного имени. Оттого, что некоторые из нас, и я в том числе, лишились капсул, я смогла назваться Романом Чайкиным. Впрочем, «назваться», это громко сказано: из-за девичьего голоса я упорно изображала из себя немую и общалась с охранниками жестами, или письменно. Среди своих я разговаривала тихо, а при стражах молчала. Это избавляло меня от многих неудобных вопросов со стороны захватчиков. Вот и сейчас, если Фрейзер надумает что-то спросить, мне достаточно будет отмолчаться. Но до меня дело так и не дошло: не добравшись до конца списка, Фрейзер сунул планшет в руки медсестре и велел:

- Всех долечить, хорошо накормить, одеть, обуть. Приду, проверю.

Тут же утеряв к нам интерес, отвернулся и о чём-то заговорил с начальником охраны.

Устало вздохнув, откинулась спиной на стену. Человек в плаще ушёл, так же чётко чеканя шаг, как и в момент своего появления. Я прислушалась к своим сумбурным чувствам, не понимая, что же со мной происходит. Этот человек как-то действовал на меня, только я не поняла как именно. Внутри меня всё говорило о том, что он спасёт нас, поможет, что он сочувствует нам, но упрямый мозг противился, возражая, что этому человеку нельзя доверять. Он - один из тех, кто уничтожил мою родину.

Вспомнив о нападении на наш город, зажмурилась в отчаянии. С тех пор прошло не меньше месяца, а то и двух. Я сбилась со счёта времени, всё смешалось в сознании. То нас везли на автобусе, потом пересадили в поезд, теперь вот держат здесь. Всё хорошее осталось в прошлой жизни, возврата к которой уже не будет. По ощущениям, прошла целая вечность, хотя реально понимала, что нападение случилось не так уж давно.

Один из охранников ходил меж рядов раненных и снимал со всех кандалы. Нашему немногочисленному отряду, побывавшему в пункте управления атомной станции, тоже повезло, и мы обрели свободу. Я потёрла запястья и размяла лодыжки. Всё тело ныло, будто меня избили. Впрочем, было столько злоключений, что неудивительно, что всё болело.

Я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и, оглянувшись, встретилась с глазами Максима. Впервые за всё время его глаза опять горели лукавым огоньком. Видимо, мой «муж» учуял ветер перемен и уже навострил лыжи в сторону тропического леса. Как только объявят, что наши раненные не нуждаются в лечении, надо будет бежать.

Почему-то тут же подумалось, как сладко я буду засыпать и просыпаться в объятиях Макса. Я так соскучилась по нему, что чуть не броситься ему на шею. Никого и никогда я не любила больше, чем его. Даже готова была отдать за него жизнь! Более дорогого и близкого человека у меня не осталось.

Как назло, память укорила меня по поводу Кирилла. Я должна скорбеть по нему, а сама люблю его брата и сплю с ним. Не по-человечески это как-то. Но по-другому не получилось. Кирилл сам отдал свой брачный браслет Максиму, потому нас и конвоировали вместе. А потом всё свелось к постели. Я мысленно каялась в грехах, моля прощения у Кирилла, только ему было уже всё равно. Его сердце давно уже не билось.

- Если новый начальник решил пойти на мировую с нами, - вывел меня из оцепенения голос Алекса, - то надо отыскать всех сбежавших. Сыворотка, и впрямь, чудодейственная. Видишь, как наших парней на ноги шустро поставила, да ещё и шрамы затянулись, будто и не было ранений!

У меня не сразу получилось переключиться на новую тему, поэтому я несколько секунд соображала, для чего Алекс всё это говорит. Как только вникла в суть, так сразу напустилась на него.

- Ты что, доверяешь этому капюшонистому? Он слишком много чего обещает, да только неизвестно, будет ли выполнять. Ты только подумай, что будет, если мы доверимся ему и скажем, где находится первая группа сбежавших. Он велит всех взять под стражу.

Алекс посмотрел на меня, как на полоумную и покачал головой. Заёрзал на месте, устраиваясь поудобнее, и заявил:

- Вообще-то он наших девчонок спас, да и нас освободил. К тому же, не особо мы и нужны для поимки беглецов. Сама подумай. Что мы знаем о них? Что первая группа должна разбить лагерь у реки у подножия горы, а вторая просто бежала куда глаза глядят. Мы ничего не знаем. Мы не сможем помочь в поисках. Так что, скорее всего, нас просто освободили, чтобы показать дружелюбие.

Я согнула ноги в коленях и обхватила их. Так было удобнее.

- Знаем мы их дружелюбие, - проворчала я, откровенно не доверяя капюшонистому. - Всё это фарс. Мы - подопытные кролики, и ничего больше. Они хотят создать колонию, где мы не будем иметь никаких прав. Ведь вся их программа направлена на увеличение рождаемости. И помочь в этом можем лишь мы, так как женщин у них почти нет, да и те бесплодны. Вот и расставил этот новенький свои сети, чтобы мы в них попали. Вначале обещает сладкую жизнь и содружество, а потом выяснится, что его подчинённые будут оплодотворять наших женщин, и всё ради жизни на земле! Замечательно придумано, ничего не скажешь!

Лёшка смотрел на меня во все глаза, будто я говорила с ним на незнакомом языке.