Право остаться

Здесь не было ни приказчиков, ни курьеров, ни широких окон. Потемневший от времени сарай, забитый под крышу товаром. Мешки, ящики, коробки, тюки… Голова кругом. Вместо прилавка – два пустых бочонка, на которые положена широкая, покрытая темными пятнами доска. На полу, рядом с этим импровизированным прилавком, несколько длинных оружейных ящиков. Подходи, смотри, выбирай. Все оружие в густой смазке, прямо с завода.

Да, здесь не бывает случайных людей – зевак, которые заходят, чтобы присмотреться, прицениться и почесать языки с продавцами. Сюда приходят люди, которые твердо знают, что им нужно, в каком количестве, в какой упаковке и какого качества.

Мы с Брэдли все обсудили заранее. Составили список, прикинули финансовые возможности и проблемы с доставкой. Цены удивили. Нет, они были вполне ощутимыми, но по сравнению с торговым центром, из которого мы ушли, просто дармовыми. Ну мы и разошлись, в пределах допустимого груза для двух собачьих упряжек. Если не вдаваться в подробности, то для таких далеких переходов груз рассчитывается исходя из количества собак. На одну собаку – не больше двадцати килограмм веса. Само собой, что вес нарт тоже учитывается.

Чай, кофе, кусковой сахар в жестяных банках, крупы, мука, соль, масло… Рыба для собак, рыбий жир, сухофрукты… Этот список можно продолжать до бесконечности, но сомневаюсь, что вам будет интересно копаться в наших тюках, ящиках и рюкзаках. Пожалуй, нам даже повезло, что мы договорились с каюром. Не знаю, насколько опытен Марк Брэдли, но знаю точно – я ни черта в этом не смыслю. Обрывочные знания, которыми меня загрузил продавец собак, моментально выветрились из памяти. В прошлом, читая книги о северных приключениях, я как-то иначе представлял себе искусство погонщиков. Ладно, нам до этого еще дожить надо. Сейчас у нас есть восемь наших собак и десять собак в упряжке каюра. Это значит, что мы можем забросить в долину около четырехсот килограмм груза.

Мы должны были уйти из Форт-Росса в понедельник. В субботу неожиданно потеплело. На улице стоял легкий морозец, и жители искренне радовались этому подарку природы. Дело в том, что в воскресенье, десятого января, праздновался День города. Мы с Брэдли могли только посочувствовать местным законникам. Где веселье, там и драки, а иногда и стрельба. Так или иначе, но не стали отсиживаться в гостинице, тем более что завтра уходить, и черт знает, когда мы сможем погулять по улицам, выпить и поглазеть на женщин.

Брэдли задержался у небольшого ларька, где можно было выпить кофе, а я прошел чуть дальше, на площадь перед зданием городской управы. Прогуливались люди. Неподалеку слышался детский смех… На деревянной сцене, построенной специально к этому празднику, играл духовой оркестр. Играл незнакомые, но очень приятные мелодии. И тут… у меня даже в горле перехватило. Стоял и как завороженный слушал старинный русский вальс. Вальс, посвященный мокшанским воинам, погибшим в Русско-японской войне. Да, вы правы. «На сопках Манчжурии».

Меня в жар бросило. Уж слишком картина была… не знаю, как объяснить. Глупо думать, что буквами и многозначительными точками можно выразить всю глубину наших душ. Это невозможно описать. Это нужно только чувствовать. Дышать этим. Жить. Вальс в клочья разбил панцирь, которым я защищался от этого мира. Вдребезги. Стоял, слушал… слов не было. Потом, много позже, я часто вспоминал эти мгновения, пытаясь понять: откуда он мог взяться в этом мире? Пока не узнал этого человека. Человека, который подарил этому миру такой драгоценный подарок. Вальс… Но это будет потом.

– Александр!

Даже не сразу услышал, что меня зовут. Слишком уж задумался, замечтался. Повернулся и увидел девушку, которая так злилась на меня в гостинице. Она подошла неслышно и теперь внимательно смотрела на меня, будто старалась понять, кто именно стоит перед ней.

– Я вас слушаю, сударыня.

– Должна заметить, что вы не похожи на своего братца…

– Внешностью? Мы, если вы заметили, близнецы, – недовольно буркнул я. Разговаривать не хотелось, и вообще был слегка раздосадован, что девушка взяла и разрушила это хрупкое чувство очарования, которое дарила музыка.

– Нет, ваша внешность здесь ни при чем.

– Извините, но тогда я вас не понимаю. Похож, не похож… Какая разница?

– Вы знаете, что он убежал из Форт-Росса? – Она упрямо желала со мной поговорить.

– Это его проблемы, а не мои.

– Я бы не была так уверена.

– Ваше право… – Я сделал небольшую паузу и вопросительно посмотрел на нее, ожидая, что она представится.

– Анастасия Бестужева.

– Простите? – переспросил я. – Бестужева?

– Вас это удивляет? Или… уже изволили слышать это имя от братца?

– Извините, но я не имею привычки обсуждать женщин. Ни с кем, даже с родным братом. Мое невольное удивление, сударыня, вызвано тем, что в Ривертауне был знаком с дамой, которая в девичестве носила такую же фамилию. Ее звали Катрин Фишер. Многим ей обязан.

13