Право первой ночи [СИ]

— За что? — глухо отозвалась мать. — За то, что одиннадцать лет назад я совершила ошибку, и произнесла заговор вслух, просто потому что опасалась, что иначе — он подействует хуже, и я не смогу тебя спасти? За то, что перестраховываясь, обманула, внушив тебе мысль, что забеременеть и опорочить свою семью можно даже через поцелуй? За то, что позволила тебе влюбиться в Дорга, даже зная, уже со всем своим опытом прожитых лет зная, что он тебя хоть и любит, но вовсе не той, призрачной возвышенной несуществующей любовью, о которой грезят все девушки? Мне не за что тебя прощать, Арити. Я лишь хотела уберечь тебя от всего того, что когда-то прошла сама, потому что… я люблю твоего отца, теперь спустя столько лет, я честно могу сказать — что люблю твоего отца… Но когда-то я любила другого. Любила слепо, беззаветно, искренне, а мать заставила меня выйти замуж за «надежного, верного, правильного». И она была права. Она была права, Арити, я прожила счастливую жизнь с твоим отцом, но в душе всегда оставалась мысль, а что если бы… Так что мне не за что прощать тебя, я просто хотела дать тебе ту жизнь, которой у меня не случилось, но как оказалось — моя мать была умнее. Дорг является мразью, в отличие от того, кто когда-то жил в моем сердце и давно счастливо живет в соседней деревне, а я… виновата я, Арити. Идем.

И она, поднявшись и подняв меня, подошла к двери, вот только засов откинуть не успела — дверь сорвали с петель, вместе с частью дверного косяка, и отшвырнули в сторону, являя разъяренного Правящего Кондора.

Мы замерли, пораженные этой нечеловеческой силой, и я не удержалась от вопроса.

— Как?!

— Магия! — прошипел Рэймонд, делая шаг, хватая меня за запястье, и притянув к себе, подхватил на руки.

А воздух вокруг уже гудел от напряжения, загрохотали пушки, из деревни стремительно убегали люди, отец казалось готов был придушить мою мать, но лишь молча усадил на лошадь, позади мамы в седло запрыгнул Барт, но я едва ли взглянула на брата, заметив как мама одними губами прошептала «Роща».

Значит, мы попробуем все исправить.

И успокоившись по поводу этого, весьма относительно успокоившись, потому что в душе поселился страх, нервозность, опасения по поводу того, что не получится, а если получится, то пострадать может Рэймонд, но к слову о нем:

— У тебя же не было магии! — воскликнула я.

Не отвечая, лорд поднес меня к закованному в броню коню, поставил на ноги, склонился надо мной, держась за седло и прорычал:

— Была, но я практически не использовал ее, до того момента, как нас не перебросили на место боевых действий на севере Вэлланда, и считал что у меня слабый уровень. Магия проснулась стихийно, когда демон напал на меня. И осталась в моем искалеченном, как и все деревья вокруг, теле, но в том бою я выжил. Частично, не весь, оставшись практически калекой, хоть и с магическим даром. А теперь посмотри на то, что осталось от дома твоих родителей, и осознай — зверь рядом! Он уже рядом, если у меня вновь такие возможности!

И вместо того, чтобы усадить меня на коня, Рэймонд открыл портал, и поток людей разделился, хлынув частью по дороге, а умной частью в портал, который вел в замок Правящего Кондора.

— Хорошо, — нервно глянув на портал, произнесла я, — но, ответь, пожалуйста, откуда ты знаешь, что эта образина с желтыми глазами, рвется именно сюда и именно наша деревня конечная цель нападения демона?

— Сигнальные маяки, направление движения, скорость передвижения, выбранная демоном, и мы знаем, что он нападает в полночь, ровно в полночь. Простой математический расчет, Арити. А теперь, — и захватив мой подбородок в плен, Рэймонд заставил посмотреть на себя, — скажи мне, пожалуйста, откуда ты знаешь, что у него именно желтые глаза?

Я взглянула на луну, судя по ее сиянию, была уже практически полночь, а если судить по тому, что орудийные залпы звучали все чаще, значит цель атаки уже приближалась.

— Потому что я его увидела, — сказала, вновь посмотрев на Рэймонда, — в ту ночь, когда смогла вылечить тебя. Я сделала глупость, да?

Правящий Кондор судорожно сглотнул, но он был как мой отец — никаких обвинений и ругательств, даже когда сама себя чувствуешь последней дурой. Лишь сжал в объятиях и прошептал:

— Если такой, целый, с нормальной рукой и не совсем противной рожей я тебе нравлюсь, то это точно была не глупость.

О, если бы…

— Увы, — обняла его в ответ, — ты для меня, что со шрамами, что без, просто я не хотела, чтобы тебе было больно.

Вот так и приходится признаваться в том, что хоть и ученая, но такая дура.

Хриплый судорожный вздох, и разъяренное:

— Ты мне право первой ночи задолжала, любимая! И детей, штук пять.

— Обязательно поцелую тебя все пять раз, — заверила я его, не упустив возможности съязвить даже сейчас. — А потом уже сам разбирайся, где наших детей искать — у аистов, в капусте, или, еще где-нибудь там, во всех местах, что не противоречат изученной мною, а не тобой, теории зачатия.