Право по рождению

Мне разрешили завершить этот год обучения дома, но сказали, что после мне придется найти себе другую школу. Я внесла и этот пункт в список необходимых дел.

Решение школы? Честно говоря, я не могу с ним не согласиться.

По пути домой из школы я спросила Саймона, не можем ли мы остановиться у больницы.

— Ты думаешь, это хорошая идея? — спросил он. — Чарльз Делакруа более чем ясно показал свое отношение к тебе.

— Пожалуйста, — умоляла я. (Папа обычно говорил, что единственное, ради чего стоит просить, это жизнь, но, может быть, он ошибался. Может быть, любовь иногда тоже стоит того, чтобы ради нее умолять.) — Пожалуйста.

По моему лицу потекли слезы, я захлюпала носом. Вела себя как ребенок, выглядела отвратительно и жалко. У Саймона Грина было мягкое сердце, и он был наивен, как его имя, [9] так что в конце концов пожалел меня.

— Хорошо, Аня, мы попытаемся.

Мы поднялись на лифте в детское отделение. Как нелепо было то, что высокий, уже выглядящий взрослым Вин все еще считался ребенком. Нам повезло, было время обеда, так что у палаты Вина охрана отсутствовала. Мы постучались в дверь (она была оранжевой и с аппликацией в виде пляжного зонтика; думаю, ее приклеили, чтобы показать, что лето совсем близко, даже если вы прикованы к больничной койке).

— Войдите, — сказал женский голос. Я толкнула дверь. На кровати никого не было, а на стуле у окна сидела мать Вина. Я думала, что она прогонит меня, как только увидит, но она не стала этого делать. — Вину делают рентген. Пожалуйста, присаживайся, Аня.

Нас с Саймоном не надо было упрашивать. Я знала, что мать Вина делает мне одолжение, так что я приложила все усилия, чтобы вести приятную светскую беседу.

— Как поживают ваши апельсины?

— Отлично, спасибо, — рассмеялась миссис Делакруа. — Я хочу, чтобы ты знала, что считаю поведение Чарли совершенно диким. В том, что случилось, нет твоей вины; кроме того, твоя смекалка спасла Вину жизнь.

— Поведение мистера Делакруа выглядит не таким диким, если учесть, что именно я поставила Вина в такую ситуацию, — была вынуждена сказать я.

— Наверное, да… Но никто не совершенен, я считаю. Посиди тут недолго; Вин скоро вернется, и я знаю, что он захочет тебя увидеть. Кстати, «захочет увидеть» — слишком мягкое выражение.

В палате не было других стульев, так что мы с Саймоном сели на кровать. В основном говорили они двое, а я слишком волновалась, чтобы поддерживать беседу.

Наконец дежурный вкатил кресло-каталку Вина в комнату. Он был одет в футболку и спортивные штаны. Одна штанина была отрезана, чтобы не мешать черной металлической конструкции из штырей удерживать вместе бедро и ногу.

Мой красавец Вин. Я хотела перецеловать все его раны, но его мать и мой адвокат были в палате. Так что вместо этого я начала рыдать.

Это с ним сделала я, пусть даже не своими руками, но во мне крылась причина его нынешнего состояния.

Травма Вина была далеко не такой ужасной, как то, что случилось с Гейблом, но я чувствовала боль Вина как свою. (Думаю, причина была в том, что я любила его.)

— Пусть дети поговорят наедине, — сказала миссис Делакруа. — Охранники вернутся после обеда. — И они с Саймоном вышли в коридор.

Поначалу я даже не могла смотреть на него — он выглядел таким хрупким. Неудивительно, что отец хотел запереть его от всего мира.

— Скажи что-нибудь, — мягко попросил Вин. — Ты же не можешь стоять тут, ничего не говоря и не глядя на меня. Я подумаю, что больше не нравлюсь тебе.

— Я так испугалась, — сказала я наконец. — И так переживала за тебя. А потом они запретили мне появляться тут, и звонить тебе, и как-нибудь еще связываться с тобой. А теперь я тут, а ты изранен и болен. Тебе очень больно?

— Только если я хочу встать, или сесть, или повернуться, или вздохнуть, — пошутил он. — Вот, помоги мне лечь в постель, милая.

Он оперся о меня, приподнялся и упал на кровать. Лицо его сморщилось.

— Я сделала тебе больно?

Он покачал головой.

— Конечно нет, глупышка. Наоборот, все стало лучше.

Я наклонилась над кроватью и поцеловала его туда, где один из штырей входил в ногу. Потом забралась на кровать и прилегла рядом с ним.

Должно быть, мы задремали, потому что следующее, что я помню, — что охрана ворвалась в комнату и вытащила меня из кровати. Я тяжело ударилась о пол коленом. Похоже, должен был остаться ужасный синяк, но в тот момент я едва ощущала боль.

— Оставьте ее! — закричал Вин. — Она ничего не сделает! С ней все в порядке!

— Приказ вашего отца, — ответил охранник с нотками извинения в голосе.

— Он не приказывал вам швырять шестнадцатилетнюю девушку на пол! — закричал Вин.

— Пошли, — сказал Саймон. — Нам пора уходить, пока не стало еще хуже.

— Я люблю тебя, Аня! — выкрикнул Вин.

Я хотела ответить, но дверь в палату уже захлопнули, а Саймон тащил меня к лифту, бормоча:

— Мистер Киплинг убьет меня за то, что я привел тебя сюда.

Саймон доставил меня обратно в квартиру. После того как полицейский, задачей которого было следить за моими действиями и защищать меня от Семьи, зафиксировал мое возвращение, я сразу пошла к себе в комнату. На полпути меня остановила Имоджин.