Право по рождению

Но сейчас он сидел в одной из камер в задних казармах. Чтобы добраться досюда, посетители — как и заключённые — должны были пройти во внутреннюю деревянную дверь и миновать короткий коридор. Ульдиссиан, которого поместили в первую камеру, чувствовал себя полностью отрезанным от мира. Обветшалая деревянная лавка служила одновременно стулом, столом и кроватью. Ульдиссиан жил здесь уже четыре дня, два из которых его ферма оставалась без присмотра. Нужно было полоть и поливать посаженные растения, ухаживать за животными. Мендельн пообещал, что присмотрит за всем, но Ульдиссиан боялся, что тот сам не справится, тем более когда покоя не даёт тревога за старшего брата. Больше того, хотя начавшаяся было буря, по иронии, бушевала несильно и быстро стихла, с тех пор над Серамом продолжали висеть тучи, и Ульдиссиан боялся, что новая буря — возможно, более мощная — может последовать за первой. В первый раз ферме повезло, но второй натиск может её полностью погубить и разрушить.

Он знал, что менее всего ему сейчас следует волноваться о ферме. Случай с убийствами вылился в гораздо худшее, чем Ульдиссиан мог себе представить. Обе жертвы были членами главенствующих сект, и Дорий посчитал своим долгом отослать известие в Тулисам, где у Собора и Храма были свои пункты. В записках он просил прислать представителей одной и другой организации, чтобы они проследили за ходом дела. Два выживших проповедника отбыли вместе с посланиями, наверное, чтобы дать свидетельские показания своим непосредственным начальникам. И, хотя глава деревни продолжал уверять Ульдиссиана, что всё будет хорошо, он настоял на том, чтобы капитан Тиберий держал в этом время под замком сына Диомеда, чтобы никто не подумал, будто бы в Сераме поступают несправедливо по отношению к жертвам.

Ульдиссиан по-прежнему был поражён тем, что случилось со вторым проповедником. Как позднее рассказал ему начальник стражи, агент Собора был найден лежащим на спине с выражением, по словам Тиберия, «беспримесного» страха на лице, и нож фермера — на деревянной рукоятке которого Ульдиссиан поставил свою метку — был вонзён глубоко в грудь.

По сравнению с телом, которое обнаружил он, второй труп был едва тронут. От этого, тем не менее, преступление не становилось менее ужасающим. По сути, такого большого несчастья в Сераме не случалось со времени, когда пронеслась эпидемия… Та самая эпидемия, которая забрала родных Ульдиссиана.

Серентия навещала его каждый день, принося обнадёживающие вести от тех, кто не мог прийти. Все, кто знал его, пришли к выводу, что Ульдиссиан совершенно невиновен. Ахилий уже подбил глаз одному человеку, который засомневался в этом.

Сидя со спрятанным в ладонях лицом, Ульдиссиан думал не о себе — о Лилии. Она не пришла к нему ни разу с момента его заключения, да он и не ждал, что это случится. В самом деле, фермер даже надеялся, что она будет продолжать оставаться в стороне, а то как бы она сама не оказалась втянута во всё это безумие. Скоро, обещал он себе, совсем скоро его выпустят, и тогда они смогут встретиться вновь.

Если она всё ещё будет в Сераме…

Опасение, что он никогда уже больше не увидит благородной девы, ещё больше усилило и без того немалое беспокойство Ульдиссиана. Казалось, вся его жизнь превратилась в какой-то кошмар. Так не было, даже когда погибла его семья, но теперь эти воспоминания прибавились к общему страшному грузу, лёгшему на его отягощённые плечи.

Стены его маленькой клетушки, казалось, сомкнулись над ним. Ульдиссиан родился и вырос на ферме. Он никогда не знал ничего кроме свободы. Когда погибла его мать, Ульдиссиан убежал в поля и там выплеснул свою боль, зная, что никто не сможет его услыхать, кроме брата.

«Я должен выбраться… Я должен выбраться…». Слова вновь и вновь проносились в голове, становясь всё значительнее с каждым повторением. Ульдиссиан смотрел туманным взором на дверь в его камеру и не мог смириться с прутьями и замком. Это животных запирают в загоне, не его. Не…

Послышался лёгкий скрип и щелчок.

Дверь камеры отъехала назад с металлическим визгом.

Ульдиссиан бросился к задней стене, когда это произошло. С крайним изумлением он наблюдал, как дверь полностью открывается и ударяется снаружи о решётку.

Вход в камеру был открыт, но фермер стоял, не шелохнувшись. Он понятия не имел, что только что произошло, и, несмотря на его горячее желание выйти из этого места, свободный дверной проём нисколько его не соблазнял.

В это время открылась деревянная дверь в конце коридора. Тиберий с двумя стражниками шли к камерам.

Увидев камеру Ульдиссиана, командир замер на месте.

— Что за…

Придя в себя, он щёлкнул пальцами, и двое стражников запрыгнули в камеру, чтобы удержать заключённого. Когда они отрезали ему выход, Тиберий исследовал дверь.

— Ни царапинки, в полной целости, — объявил он. — Обыщите его, чем-то он должен был её открыть.

Стражники обыскали Ульдиссиана, но, как и следовало ожидать, ничего не нашли.

Тиберий подошёл к узнику. Дав знак стражникам отступить назад, он наклонился ближе и прошептал: