— Ты к лекциям, кажется, готовилась? Вот сиди и читай, не мешай машину вести, — отрезал Алексей. — Я не собираюсь тащиться через весь город на вокзал. Потратим на дорогу на час больше, но зато сегодня будем дома, а завтра избавим друг друга от проблем.
— Как ты себе это представляешь? Нас в один день все равно не разведут.
— Разведут, — пообещал Алексей зловещим голосом. — Я костьми лягу.
Он так внушительно это произнес, что Ольга сразу поверила: разведут. В тот же момент.
— Для молодухи своей стараешься?
— Не твое дело для кого.
— Да ради бога, — усмехнулась она и снова уткнулась в свой планшет. Алексей хмуро смотрел перед собой, сжимая руль.
По радио страдал Бутусов, еще в бытность свою солистом «Наутилуса Помпилиуса». Слабенький голос с надрывной тоской выводил припев песни о двух влюбленных, решивших умереть в тот момент, когда шел снег, но почему-то теплый.
У нее был муж, у него была жена.
Их город был мал, они слышали как
На другой стороне мешают ложечкой чай.
Ты можешь спросить. Ты можешь узнать…
Дорогу постепенно заметало, но для джипа это особой роли не играло. В сгущавшихся сумерках было плохо видно, куда следует ехать, но включать фары Алексей пока не стал, опасаясь, что машину заметят с шоссе, и, только миновав опасный участок, зажег фары.
В их свете то и дело вспыхивали зеленоватые парные огоньки, светящиеся упыриной злобой. Наверное, лисы вышли охотиться, а может, и банальные зайцы решили поглодать жухлую, засыпанную снегом траву, кто в темноте разберет? Машину бросало то вверх, то вниз, и Ольга отложила компьютер, поскольку читать было все равно невозможно. Вцепившись в ручку над дверью, она смотрела в окно с отсутствующим взглядом, и в душе Алексея вдруг разлилась смертельная тоска, то ли от Бутусова с его страданиями, то ли от осознания того, что их совместная жизнь действительно закончилась и от этой свободы не веяло ничем хорошим.
У нее был муж, у него была жена… Так поется в этой песне?
И что дальше? Свобода. Лика с ее трогательными глазами диснеевского Бэмби, красивая, нежная, ногастая, с незамысловатым набором постельных упражнений, наивная в своем стремлении сделать из него подкаблучника. Та еще перспективка-то… Особенно после подслушанного разговора! Нет уж, лучше и правда покончить со всем раз и навсегда!
Монотонность пути начинала утомлять, а от тепла захотелось спать. Ольга уже откинулась на спинку кресла и дремала. Алексей приглушил звук. Лучи фар высвечивали снежинки, летевшие из черноты навстречу, разбиваясь о стекло. Алексей стал клевать носом.
Из темноты вдруг выскочила смазанная туша и перепрыгнула дорогу прямо перед носом машины.
Враз проснувшийся Алексей подскочил и отчаянно закрутил руль, стараясь не врезаться в нечто непонятное. Автомобиль занесло. Перелетев через невысокий холмик намёта, джип ухнул в глубокую канаву. Ольга вскрикнула и уперлась руками в приборную доску. Лобовое стекло треснуло, но не разбилось, однако сквозь него ничего не было видно. Мотор, еще недавно сытно рычащий, смолк. Это было хуже всего.
— Живая? — спросил Алексей сиплым голосом.
— Господи, что случилось? — воскликнула она и завертела головой, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
— Не знаю. Выскочило на дорогу что-то.
— Что-то? Что?
— Откуда я знаю? Косуля, возможно, или лось.
— Лось? Откуда он тут?
— Да какая разница? Если тебе легче, считай, что это был динозавр.
— Спасибо, вот теперь мне действительно полегчало, — ядовито сказала Ольга и со стоном потерла лоб.
— Приехали! — зло прошипел Алексей и раздраженно стукнул кулаками по рулю, а потом еще и на жену посмотрел, поджав губы, так, что рот превратился в тонкую трещину. Больше всего ему хотелось, чтобы она сказала сейчас что-нибудь язвительное, вроде «Я тебя предупреждала!», или саркастическое «Молодец!». Тогда Алексей смог бы излить на нее свой гнев.
Ольга благоразумно промолчала.
Дернув дверь, Алексей вывалился в темнеющий холод, погрузившись в снег по пояс, и, щурясь от жалящих снежинок, задрал голову, стараясь разглядеть края оврага.
— Что там? — тут же спросила Ольга, высунувшись из своей двери.
— Откуда я знаю? — злобно прокричал он. — Сейчас посмотрю.
— Тебе посветить?
Он не ответил и полез наверх, потом услышал, как хлопнула дверь, а затем ему в спину ударил мечущийся луч фонарика, в котором колотились снежные искры.
— Левее свети, — буркнул Алексей.
Луч сместился влево.
— Так?
— Да.
Больше всего Алексея раздражало, что в эту ситуацию он попал из-за собственного упрямства, а еще, что рядом оказалась именно Ольга, на которую было бессмысленно орать, требуя, чтобы она «шла в салон и не путалась под ногами». Лика бы непременно стала прыгать рядом, дергать за рукав и канючить, что замерзла, боится и вообще… «Вообще» было всеобъемлющим, подразумевающим, что в конечном итоге свою промашку он должен как-то компенсировать. Ольга молчала, послушно освещала дорогу и, естественно, тревожась, тем не менее старалась не подогревать его раздражение.
Луч фонарика вроде бы потускнел, а может, это только показалось. Алексей забрался наверх и обреченно присвистнул.