— С преследованием? Легко. А дальше? Он сможет поднять руку против своего опекуна?
— Кэлаэ’хель уже не маленький мальчик.
— Вы в этом уверены? Как Стир’риаги относился к своим подопечным? Наверняка, не давал им повода чувствовать себя нелюбимыми, даже если на самом деле смертельно ненавидел. Например, Мэя он отправил в столицу только для того, чтобы тот не справился с поручением, выгадав для дядюшки время на поиски путей к душе меча.
— Возьмёшь её с собой? — Кивок в сторону спрятанной в ножны кайрис, которую я держу в левой руке.
— Да. По крайней мере, я не услышал возражений. Кроме того, другой хранитель не определён, а меч нуждается в присмотре.
— Унесёшь домой?
— Там не хуже, чем здесь.
— Да, не хуже... Лиловоокая Лайн’А по-прежнему смотрит на тебя волком?
— Волчицей, — улыбаюсь в ответ на его улыбку. — Сейчас она ждёт потомства.
— О! Поздравь её и от моего имени.
— Непременно. Как только увижу.
И это не было оговоркой: эльфийские ланы я покинул совсем в другом месте Границы, довольно далеко от смыкания Пластов, которое должно было вывести меня в Межпластовый Поток. Миль тридцать — тридцать пять по расквашенной дороге. Управлюсь за сутки?
«Если не будешь отвлекаться...» — ехидное дополнение.
На что?
«На свои дурные мысли!..»
Мысли не мешают шагать, драгоценная.
«О да! Но они успешно и совершенно незаметно меняют направление и скорость движения...»
Разве? Что-то не припомню такого.
«Конечно, не припомнишь... Потому что не вылезаешь из размышлений наружу!..» — Ворчливое обвинение.
Я не виноват в том, что всё время подворачиваются темы для этих самых размышлений!
«Виноват-виноват-виноват!..» — Ну, совсем как ребёнок дуется.
Не виноват!
«Ты сам их создаёшь!..»
Так. Дожили. Что я создал на этот раз?
«Зачем ты тащишь с собой эту железку?..»
Её не с кем оставить.
«Неверный ответ!..»
А какой верный?
«Ты — жадина и не хочешь делиться!..»
Могу поделиться с тобой. Этим же комплиментом.
«Хочешь сказать, я — жадная?..»
Если не позволяешь мне тратить внимание на кого-то кроме тебя? Разумеется, жадная. Скряжистая и сквалыжная.
«Ах вот ты как?! Да я... Да я тебе... Я тебя...»
Только не лопни от возмущения, драгоценная.
«Боишься, что забрызгаю?..» — Последний укол, как всегда, достигает цели: парировать поздно, да и нечем.
— Доброй дороги, почтенный!
Две пары глаз, уставившихся на меня, были неотличимо схожи степенью уныния, прочно обосновавшейся и в мутных белках, и в ночной глубине зрачков. И неважно, что одна пара принадлежала человеку, а вторая лошади: беда всех уравнивает в правах и примиряет между собой. Разве, за исключением особо упёртых личностей.
Мужик, согнувшийся в три погибели рядом с телегой, если и отличался упрямством, то не того рода, чтобы отказываться от дармовщины: мгновенно ставший хитроватым взгляд определил было меня в нечаянные помощники, но наткнувшись на кайрис, которую я так и нёс в левой руке, слегка угас и вновь вернулся к унынию. Всё верно, дядя: меченосцы селянам не прислужники и не товарищи. Тяжко вздохнув, мужик буркнул:
— И вам того же, коли не шутите.
Буркнул и вернулся к прерванному бдению над досадной поломкой.
Из тележной оси пропал шкворень. То ли сначала треснул, а потом выпал, то ли сразу: колея расшатала колесо, пару раз заставила подпрыгнуть на бугорках, уронила в ямку — вот и причина, чтобы телега осталась на трёх опорах вместо четырёх. Съехавшее с оси колесо лежало рядом, почти под ногами возницы, и он, подпирая телом наклонившуюся раму, пытался исхитриться и насадить беглеца обратно, благо запасной шкворень имелся.
Честно говоря, я наблюдал за трудами мужика примерно с четверть часа прежде, чем решился предложить свои услуги: столько времени мне понадобилось, чтобы смириться с мыслью продолжить путь к смыканию Пластов по более приглядной погоде. Стоило покинуть эльфийские земли, как весна поспешила прикинуться простушкой, лишь на денёк заглянувшей в гости. Травяной ковёр, редкий и коротковорсый, был пропитан водой, полностью исключая возможность идти рядом с дорогой, а не по глиняному месиву: бурые брызги можно хоть отряхнуть со штанин (а можно и не отряхивать: высохнет, сама отвалится...), топкий же луг, простиравшийся на мили вдоль тракта, к которому меня вывел эльф, обещал не просто грязь, а грязь мокрую и глубокую. Поэтому я думал недолго: выругался, вздохнул и зашагал по дороге. Пока вода не начала сыпаться ещё и сверху в виде мерзкой мороси, но тут на моё счастье подвернулся селянин со своей бедой.