Право учить. Повторение пройденного

— Знаю, тётушка, знаю! Но не могу отказать себе в удовольствии помечтать. Можно?

— Можно всё, если не переступаешь границ разумного, — следует мягкое наставление.

— Я стараюсь.

— И это делает тебе честь.

— Но не облегчает жизнь?

— Конечно нет. Легко жить только отъявленным негодяям и откровенным глупцам, а ты, как ни пытался, не смог примкнуть ни к первому лагерю, ни ко второму.

— Разве?

Делаю вид, что обиделся, и Тилирит печально усмехается:

— Для всякого дела нужен талант.

Подначиваю:

— Даже для злодейского?

— Особенно для злодейского! — подхватывает тётушка.

— К слову о злодействе. Скажи, есть ещё способы меня остановить, если понадобится?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я должен знать.

— Перечислить?

— Ни в коем случае! Просто скажи, есть они или нет. Пожалуйста!

Взгляд Тилирит наполняется сожалением:

— Задай этот вопрос кто-то другой, я бы знала, что он ищет в ответе выгоду. А ты…

— Я тоже ищу. Свою выгоду.

— И в чём она состоит?

— В уверенности, что мир не рухнет, если со мной что-то произойдёт.

— Пожалуй… Да, именно так, — решает сама для себя тётушка.

— Так есть способы?

— Да.

— Вот теперь я по-настоящему успокоился!

— И зря, — лукавое замечание. — Потому что помимо способов нужны ещё и исполнители, а с ними всегда трудно.

— Трудно? В каком смысле?

— Ручки запачкать боятся, вот в каком! — презрительно морщится Тилирит.

— А ты? Тоже боишься?

— Конечно, — лёгкое признание. — Поэтому не спеши радоваться.

— Хорошо, не буду.

Подол тёмно-изумрудного платья шуршит по направлению к двери, и я спохватываюсь:

— Ты ведь всё про всех знаешь? Когда должна родить Кайа? Только не говори, что с минуты на минуту!

— Конечно нет, дети так быстро не делаются. А вот бисквиты… — Тётушка принюхалась к кухонным ароматам, залетевшим в комнату. — Бисквиты уже на подходе. С каким сиропом предпочитаешь их есть? С малиновым или земляничным?

Огрызаюсь:

— Со сливовым! Ты не ответила.

— Недели через две, — отмахивается она. — Успеешь допутать своё творение.

Я успел и даже вдвое быстрее указанного срока. А ещё сутки спустя уже подставлял тёплому солнцу нос, ожидая, пока меня соизволит принять Страж Границы.

Громкий титул эльфа, пропускающего (или не пропускающего, что случается куда чаще) чужеземца в пределы лан[18], наполнялся смыслом только в разгар военных действий, а в мирное время на границе скучали либо злостные нарушители спикойствия, либо творцы, нуждающиеся в уединении, либо фанатики, видящие угрозу в каждом вздохе. Мне, можно сказать, повезло: Страж того прохода, который быстрее и удобнее прочих выводил меня к Дому Кайи, относился к первым. То есть отбывал на границе наказание. Чем страшны упорствующие в заблуждениях личности, объяснять не надо. Касаемо же поэтов и художников плохо говорить не хочется, но они, в силу обладания талантом, мало связанным с житейскими проблемами, настолько рассеянны, что, нарвись я на представителя этого племени, моё пребывание на границе рисковало бы затянуться до следующей зимы.

Пепельно-зеленоватые локоны и прозрачно-серые глаза выдавали принадлежность листоухого к одному из Лесных Кланов. А скучное высокомерие — к эльфийской расе в целом. Вообще-то могу понять неудовольствие, кривившее каждую чёрточку точёного лица: быть сосланным на людские территории за ничтожную провинность (а сам эльф наверняка полагал её ничтожной, в отличие от Совета) и целыми неделями скучать в одиночестве, чтобы потом напяливать церемониальные доспехи (это по весенней-то жаре!) и давать от ворот поворот незваным гостям — бессмысленная трата времени и сил. Стража могло извинить и извиняло только то, что он не подозревал о цели моего путешествия в эльфийский лан. Извиняло, впрочем, ровно до того момента, как был получен ответ на первый вопрос.

— Изложите причину, по которой нуждаетесь в проходе через Границу, — бесцветным голосом предложил эльф, при этом увлечённо следя за мухой, беспомощно шевелившей лапками на столе после падения в результате неудачной попытки пробежаться по потолку. Я, в свою очередь, тоже засмотрелся на несчастное полусонное создание и не сразу сообразил, что фраза предназначалась мне, чем ещё больше утвердил Стража в мысли, что все люди тупы и не заслуживают уважения.

— Семейное дело.

— Семейное? — лениво переспросил эльф.

— Совершенно верно.

— Какой семьи?

— Моей.

Серые глаза стали ещё прозрачнее.

— Кланам нет дела до…

— Чужих рас? Не смею спорить. Но моя семья… скажем так, не совсем обычная.

— Что сие означает?

— Я не связан с остальными её членами кровными узами.

Эльф помрачнел, решив, что я над ним насмехаюсь.

— Какими же узами вы все связаны?

И правда, какими? Если Кайа и Кэл некогда нарекли меня своим resay[19], то можно сказать — узами творения. Но ребёнок Кайи, собирающийся появиться на свет в совсем уже близком будущем, тоже имеет некоторое отношение ко мне. Узами дарения. А если вспомнить о младшем брате Кэла, которому я оказал не менее значимую услугу, в силу вступают уже узы долга. Но вместе они превращаются в настолько причудливый узор, что одним словом ситуацию не опишешь. И двумя — тоже.[20]