Право умереть

— В тот же день утром в канцелярии. Мы там обычно встречались, чаще всего по понедельникам, чтобы наметить план на предстоящий день. Полагаю, мне следует сказать вам… — Она умолкла.

— Да, да?

— Я уже говорила об этом в полиции. Я часто звонила мисс Брук по вечерам, если хотела ей что-нибудь сообщить. Утром в тот день она сказала мне, что вечером будет на своей гарлемской квартире, и примерно в половине девятого или чуть позже я позвонила туда по телефону, но мне никто не ответил.

— В квартиру на Сто двадцать восьмой улице?

— Да.

— Полиция, очевидно, предполагает, что ее в то время там еще не было, а я предполагаю, что она была мертва — проворчал Вульф. — Вы, конечно, не знали, что в пять пятнадцать она звонила в комитет?

— Не знала.

— А вы, мисс Тайгер?

Теперь я получил возможность прямо взглянуть на нее и с удовольствием воспользовался этой возможностью. Честное слово, никогда еще я не видел ничего более приятного! Зрение у меня отличное, и я тут же решил, что ее длинные ресницы — собственные.

— Записку я видела у него на столе, когда отнесла туда несколько писем для подписи, — сделав усилие, ответила мисс Тайгер своим низким голосом.

Вульф не сводил с нее взгляда, и выражение его глаз было точно таким же, как и в ту минуту, когда он смотрел на Моуд Джордан. И тем не менее он оставался джентльменом.

— В таком случае, вы, может, расскажете, как провели три последующих часа?

— Пожалуйста. Я пробыла в комитете до половины седьмого и занималась письмами, подписанными ранее Данбаром Уипплом. Потом я зашла в ресторан, вернулась домой и читала учебники.

— Учебники?

— Да. Я готовлюсь стать экономистом и изучаю экономику… Вы знаете, где я живу?

— Нет. А где?

— В том же самом доме на Сто двадцать восьмой улице. У меня там комната на четвертом этаже. Сюзанна Брук подыскивала квартиру в Гарлеме и обратилась ко мне. Как раз в это время освободилась квартира на третьем этаже. Если бы я только знала…

— Что именно?

— Нет, ничего.

— В тот вечер вы были дома одна?

— Да, начиная с восьми часов вечера. Полицейские даже подумали, что Сюзанну убила я. Они хотели куда-то везти меня для допроса, но я заявила, что никуда не поеду, и они оставили меня в покое. Я знаю свои права. На следующий день я приехала в окружную прокуратуру… Можно задать вам вопрос? Я уже обращалась к мистеру Остеру, но не уверена, что он прав, и поэтому хочу спросить вас. Если женщина заявляет, что она кого-то убила, ее ведь не могут осудить только потому, что она так сказала, — нужны какие-то доказательства, не правда ли?

— Правда.

— В таком случае, выступая с показаниями в качестве свидетельницы, я скажу, что Сюзанну убила я. По словам мистера Остера, меня подвергнут перекрестному допросу и немедленно уличат во лжи, но я не верю. Я могу ответить на любые вопросы. В конце концов это будет означать, что ни меня, ни Данбара Уиппла осудить нельзя, ведь так?

Вульф сжал губы и глубоко вздохнул. Остер и Хенчи что-то пробормотали, но он не обратил на них внимания и снова глубоко вздохнул.

— Вы заслуживаете откровенного ответа. Вы либо очень мужественная особа, либо идиотка. Если вы действительно убили ее, вам придется понести суровое наказание; если же ваше заявление окажется ложным, вы станете всеобщим посмешищем. Если Сюзанну Брук убили вы — никому ничего не говорите, особенно мне; если ее убили не вы — помогите мне найти преступника или преступницу.

— Я ее не убивала.

— В таком случае, не разыгрывайте из себя дурочку. Ваша комната расположена на четвертом этаже, прямо над квартирой Сюзанны Брук?

— Нет. Ее квартира выходит во двор, а моя комната — на улицу.

— В тот вечер между восемью и девятью часами вы слышали какие-нибудь необычные звуки?

— Ничего не слышала, пока не появились полицейские.

— Видимо, мистер Уиппл знал, что вы живете в этом же доме этажом выше? Он говорил мне, что пробыл в квартире до приезда полицейских, то есть более получаса с того момента, как обнаружил мисс Брук убитой. В такие тяжелые минуты у человека может возникнуть непреодолимое желание посоветоваться с сослуживцем или с другом, находящимся так близко. Он ведь этого не сделал?

— Нет, не сделал, и я только рада.

— Почему?

— Потому что я знаю… Мне кажется, я спустилась бы в квартиру и оставила на дубинке отпечатки своих пальцев.

— Да? И он бы вам позволил это сделать?

— Он и не знал бы, он бы находился в это время в моей комнате.

— Что ж, тогда я тоже рад, что он не приходил к вам, У нас и так достаточно всяких трудностей… Арчи, а стаканы-то пустые!