Право выбора

— Слыхали… Вот что у тебя, никак не пойму. Дочь татарина отверг? Отверг. Красавица, скромница, образованная. Чего еще? Сохнет ведь девка. Оно, конечно, Мариночка вроде своя, лучше бы, хоть и с ребенком, да тут уж сам виноват. Не оправдывайся.

— По-твоему, если люди один раз прошлись по улице, возможно встретившись ненароком, то их сразу нужно записывать в женихи и невесты?

Анна Тимофеевна стоит подбоченившись, смотрит с презрением.

— Глаз у меня зоркий — не проведешь. Откуда ты знаешь, сколько раз они уже проходились? Я ее на руках вынянчила, получше твоего понимаю.

Роняет и роняет ядовитые семена. Еще не хватало, чтобы я стал ревновать Марину. В конце концов, она вольна распоряжаться собой, как ей заблагорассудится.

И все-таки болтовня старухи раздражает.

Люди всегда чего-нибудь боятся: боятся показаться смешными, трусливыми, боятся обидеть другого, боятся потерять что-то. На то они и люди. Если бы у них отсутствовали все оградительные рефлексы, это было бы не человеческое общество, а скопище идиотов.

Я боюсь потерять Марину, но еще больше боюсь казаться смешным в ее глазах.

7

Сугробы мягко окутывают наш городок. Скрипит снег. Спят отяжелевшие ели. Зябко жмутся друг к другу голенькие клены и березки. Утром по аллеям стелется морозный дым.

У меня в кабинете висит картина Клевера: деревенька, заметенная снегом, призрачная зимняя луна, темные лесные дали и одинокая сгорбленная фигура старика, бредущего по тропе.

В картине некая скрытая сила, уводящая неизменно в мое бедное детство. Каждый раз при взгляде на нее думаю: это никогда уже не повторится… Не повторится детство, когда мир казался необъятным, свежим; и все направления тогда были одинаково хороши. Я знаю того скрюченного старичка, знаю, куда он бредет. Дед Андриан, первый мой учитель. Я сижу на теплой печи, возле казана, где жарятся тыквенные семечки, и читаю потрепанный томик Василия Жуковского. И все тогда было окутано мистикой его стихов.

Нет, не повторится. Не будет. И дед Андриан сохранился лишь в моей памяти. Он ушел туда, откуда не возвращаются, и все давно забыли его — ведь с тех пор пронеслась целая эпоха, память о нем свила гнездо лишь в мозгу единственного живого существа, и этот человек — я. А другие после смерти живут в тысячах умов, живут столетия, и мы как бы не замечаем, что от них не осталось даже праха, продолжаем полемизировать с ними, восхищаться ими. Умирает композитор, а музыка его продолжает звучать в душах иных поколений. Из века в век. И он всегда где-то рядом, будто и не уходил вовсе. У каждого своя музыка, выражена ли она в нотах или в формулах.

Почему жизнь дается только один раз? В сорок пять задаешь себе этот банальный вопрос совсем по-иному, чем в юности. Почему?.. Живем хаотично, по воле случая, разбрасываемся, продираемся сквозь частокол цапкиных, а время равнодушно подводит нас к неизбежному. Подобная философия из века в век отравляет умы. У слабых порождает меланхолию, у сильных стремление оставить после себя след. Есть еще категория равнодушных, мелких игроков.

Эй, далекий потомок, я тебя приветствую! У вас там все немного не так, как у нас в двадцатом веке. Не берусь фантазировать — знаю, бессмысленно. Пусть говорят, что во мне уже заложены твои черты: так из ничтожного орешка вырастает могучий кедр. Но поймешь ли ты меня? Поймешь ли, сколько я несу на себе забот и тягот нужных и ненужных? Тебе не приходится метаться, твой быт отрегулирован счетными машинами до сотых долей секунды. Может быть, ты даже сумел заменить примитивное механическое передвижение какой-нибудь высшей формой движения. Ты научился концентрировать энергию из окружающей среды — будь то у себя на земле, будь то в космосе, и тебе не нужны наши громоздкие чадящие установки. Ты знаешь все наперед. Ты подходишь к биоматематической счетной машине, определяющей любой биологический процесс, и узнаешь, что жить тебе осталось каких-нибудь двести лет. Но ты спокоен. Ты знаешь: такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года в двенадцать часов сорок три минуты и шесть секунд все будет закончено. Можно не тревожиться: все будет именно так. И ни на сотую секунды раньше. Теперь следует разумно распределить оставшееся время…