Так. Как ещё я подготовился к интервью? Шампанское, музыка, пятнадцать минут на репетицию монолога, массажные масла и фрукты. Ах, да! Ещё один немаловажный штрих — воздержание. Было очень трудно не накинуться на Бруснику прямо по приезду, но я сумел. Буква «Д» — дисциплина. Очень уж мне хотелось предстать перед моим интервьюером во всей своей красе и десятикратной мощи.
— Добрый вечер, дорогие телезрители, мы ведём репортаж прямо из дома нашего вчерашнего героя, Ильи Ильича Прямухина. Илья Ильич, расскажите нам, что же на самом деле случилось в…
Говори-говори, — подумал я. — Не останавливайся.
Сейчас между мной и Апрелькой Черепашкиной был лишь её купальник, — я-то втихаря уже стащил с себя трусы, — и несколько кубометров бурлящей воды. О том, что нужно взять с собой купальный костюм, я предупредил репортёршу заранее. Она была так возбуждена предстоящим эксклюзивом, что не стала уточнять детали. Вот сразу видно — человек горит работой.
Так вот. Пропущу малоинтересные детали нашей встречи и прогулки по поместью, и сразу же приступлю к описательству главного:
Груди.
О, эти гипнотические груди!
То были одни из самых прекрасных грудей, что мне довелось повидать за свою жизнь. Такие сочные и приветливые. Такие выразительные. От них фонило эдаким предельно-допустимым излучением ебабельности, и кабы счётчик Гейгера умел считывать такое излучение, трещал бы сейчас как сумасшедший.
От груди Апрелины Ониловны как будто бы исходил божественный свет. О, да! К таким мощам, — от слова «мощь», — я совершал бы паломничество хоть на край земли. Хоть каждый день, куда угодно, правда.
Купальничек у Черепашкиной был в цвет комбинезона, — жёлтым, — и… ох… Клянусь, не знаю, как правильно называется именно эта разновидность насисьничков, но с этих пор она моя любимая. Ни чашечек, ни бретелек, ни этих грёбаных застёжек. Просто два кусочка тонкой жёлтой ткани на верёвочках. Две верёвочки за спинку, две верёвочки за шейку.
Такой фасон стискивал и без того дружных девок Апрелины Ониловны, подтягивал их и делал ещё желанней. Да плюс горячая вода.
Не знаю, как это работает, но вода прокачивает сексуальность. Мокрая женская плоть как будто меняет свою структуру, — а может так оно и есть? — и сводит с ума… сводит с ума… сводит с ума…
— Что?
— Что? — тут я понял, что уже несколько минут рассуждаю вслух. — Кхм-кхм. Так. Расскажу, как было дело. Мы с моей сестрой Василисой Ильиничной оказались в Твери совершенно случайно. В городе как раз был цирк, и мы…
Дальше я прогнал историю о том, как чета Прямухиных не смогла остаться в стороне от беды простых людей. О том, как мы переживали за Империю. О том, как мы искали способы предотвратить эпидемию и о том, как я внезапно вспомнил…
—…что мой дедушка выкуривал пчёл из улья на нашей фамильной пасеке, — история была выдумана от и до. — И тогда я подумал, Илья Ильич, ну кто же, если не ты? Кто же ещё может спасти город?
— А где же вы добыли подводную лодку и воздушный шар?
— О-о-о-о, — протянул я. — Ну это уже история не под запись. Она остросюжетна и хитросплетена. Боюсь, что ввиду природной скромности я не смогу рассказать её сходу, да ещё и голосом. Думаю, эта история заслуживает бумаги. Так что давай отпустим оператора и запишем её текстом? Как ты на это смотришь? Потом вместе доведём до ума, подредактируем где надо, и помимо эксклюзивного репортажа у тебя будет ещё и эксклюзивная статья.
— Хм-м-м, — в глазах Черепашкиной полыхнул охотничий азарт. — А давайте, Илья Ильич! Хорошая идея!
— Ты свободен, — скомандовала она своему оператору.
— Камеру оставь! — прикрикнул я на очкастого бедолагу, когда тот взялся за штатив. — Оставь, кому говорю!? Где она тут включается? Какая кнопка? Ага. Понял. Ну всё, давай уже, давай. Пиздуй.
Мужичок-оператор чуть не плакал. Он оказался более проницателен чем его напарница и уже смекнул к чему идёт дело.
Что ж…
Я понимаю, как тебе обидно, брат. Чисто по-мужски я тебя прекрасно понимаю. Но и ты меня пойми; пойми и давай-ка уже уёбывай туда, откуда вылез. Во френдзону.
— Итак, — Черепашкина взялась за телефон, открыла заметки и приготовилась записывать.
— Итак, — повторил я за ней. — А что, прям сразу и начнём?
— Ну да.
— Эх, рыжик-рыжик, — я покачал головой. — А как же для начала настроиться на прозу? А как же продумать архитектуру повествования? Не-не. Сначала нужно поймать настроение. А для этого нет средства лучше, чем бокал игристого, как думаешь? Брусника!
Брусника появилась прямо из кустов. В одной руке моя дриадка держала бутылочку шампанского, а в другой три бокала.
— Это моя ассистентка, — сказал я Черепашкиной. — Не смущайся её, пожалуйста.
По старой клюкволюдской привычке, Брусника была одета в ничего.
— Ой.
— Добрый день, — сказала дриадка, элегантно переступила через бортик джакузи и передала мне бутылку.
И пока я раскрывал фольгу, отворачивал проволочку и шатал пробку, моя дриадка села на Черепашкину сверху и принялась что-то нашёптывать ей прямо на ушко.
— Ой, — раскраснелась репортёрша. — Так я же… Ой…