Правое дело

— Я поступил так, как подсказывала мне совесть и чувство справедливости, — были его последние слова. — Делайте со мной что хотите, но раскаяния вы от меня не дождётесь.

Приговор был суровый — смертная казнь. Миледи, услышав его, разрыдалась. Я злобно выругался. Остальные слуги печально склонили головы. Сам приговорённый без сил опустился на скамью.

Возникала ли у меня мысль выдать мистера Брауна, чтобы спасти милорда? Признаться — проскальзывала, подлая. Но как? Я ведь дал милорду клятву его скрывать и нарушить её я не мог. К тому же, кто сказал, что подобным образом мне удастся спасти хозяина? Он ведь ни в чём не раскаялся, сам преступника не выдал. Помилуют ли его при таких обстоятельствах?

О чём думала миледи, сказать не берусь. Однако она также давала клятву, и спасти мистера Брауна от полиции стало для неё делом чести.

Сам беглый еретик день ото дня становился всё печальнее.

— Прошу Вас, миледи, позвольте мне уйти!

— Куда же Вы пойдёте, мистер Браун? — возражала в ответ леди Бёгли. — Полиция Вас ищет. Вы не успеете покинуть город, как будете схвачены.

— Значит, такова судьба. Я приношу страдания людям, которые дали мне кров — это невыносимо!

— Такова воля моего супруга, и я не посмею её нарушить. Вы не покинете замка до тех пор, пока опасность не минует.

В его присутствии она старалась держаться. Однако мы, слуги, не могли не заметить, как опухли от слёз её глаза. Лорд Стефенсон стал настойчиво напрашиваться в гости — будто бы для того, чтобы утешить ещё не ставшую вдовой соседку. Однако, к его досаде, леди Бёгли встречала его холодно и совершенно не стремилась к его обществу.

Ночью накануне предстоящей казни я не сомкнул глаз, размышляя о несправедливости жизни. Когда мне было четыре года, от лихорадки умерла моя мать. Потом, став чуть старше, я спрашивал отца: почему так случилось? "Жизнь — она вообще несправедливая", — отвечал отец. Он очень любил мою мать и, кажется, так и до конца и не смирился с утратой. Это, по-видимому, и свело его в могилу раньше времени. "Боялся, что твою матушку на костре сожгут, — плакал отец. — А вышло так, что сгорела в горячке. Не помогли колдовские способности. Зачем ты их только унаследовал?".

Я тоже не понимал, зачем. С раннего детства я мог заставить своё тело меняться. Помню, я сильно испугался, когда вдруг на моих руках стала стремительно расти шерсть. Плача, прибежал к матери. Та меня утешила, потом долго учила контролировать эти превращения. Однако по собственной воле обратиться в волка я рискнул только после её смерти. Тогда я ночь напролёт бегал по ночному лесу, наслаждаясь свободой. А наутро рассказал об этом отцу. Он меня выпорол, потом повёл на площадь. Там на костре сжигали женщину, обвинённую в колдовстве. Никогда не забуду, как несчастная истошно кричала, как стремительно обугливалось её тело. Когда всё было кончено, отец сказал, что самое страшное для него — это точно так же потерять собственного сына, и заставил меня поклясться, что я никогда больше не буду этого делать. Тогда я, дрожа от страха, сказал: "Клянусь, отец! Я никогда больше не буду обращаться в волка".

Вспоминая об этом, я не заметил, как небо на востоке окрасилось розовым цветом. Сегодня в полдень милорду отрубят голову…

"Ну уж нет! — подумал я с неожиданной злостью. — Так просто я вам не дам этого сделать!".

Пусть я дал отцу клятву не обращаться в волка. Но в ней не было речи ни о медведях, ни о диких кабанах, ни тем более о драконах. Я с силой зажмурил глаза, пытаясь как можно чётче представить того, в кого желаю обратиться…

Я почувствовал, как моё тело начинает стремительно расти, как за спиной появляются мощные крылья. Неловкий взмах чешуйчатым хвостом — и оконное стекло разбивается вдребезги. Эх, что же ты, Джон, так неаккуратно? Учись владеть своим чешуйчатым телом, иначе до преклонного возраста не доживёшь. Да, и не выдыхай через рот, если, конечно, не имеешь цели что-нибудь спалить.

Взглянув на себя в зеркало, я удовлетворённо кивнул змеиной головой и, взмахнув крыльями, вылетел наружу. Пусть жизнь не всегда бывает справедливой, но я ещё поборюсь за правое дело. Если обычному кучеру Джону Уокеру это не под силу, то надеюсь, дракон-оборотень справится.