Правофланговые Комсомола

Правый берег Унжи, западный, полями пестреет, хлебами шумит: в летнюю пору тут и пшеница, и рожь, и лен синеглазый, и краснокудрые клеверища, а левый, восточный, берег похож на темно-зеленый океан — сплошняком тянутся хвойные леса, неисчерпаемые лесные богатства.

Не успеет Унжа замерзнуть как следует в ноябре, снаряжаются хлеборобы правобережья в лесной поход. С пилами, топорами переходят по тонкому, потрескивающему ледку свою родную Унжу и углубляются в хвойную глухомань. Там уже ждут их «зимарки», сложенные из прочных, вековых бревен избушки — зимние становья, запасено и продовольствие на всю зиму.

Дружные бригады унжаков принимаются за нелегкий зимний труд — валят на отведенных делянках перестойный и спелый лес. Поют пилы, простые и электрические, звенят топоры, дымят трубами лесные станы, снег скрипит под полозьями конных и тракторных саней…

Весной унжаки-сплавщики сбивают кряжи и бревна в надежные плоты, открывают заслоны — принимай плоты и беляны, матушка Унжа!

А сами по колышущимся, громоздящимся льдинам уже спешат в родные деревни правого берега, где весеннее солнце, согнав снег с полей, быстро просушивает пахотные угодья, торопит заботливых хозяев с севом. Нельзяопаздывать, дорог каждый день отдыха перед началом новых летних трудов!

В течение долгих десятилетий, а может быть и веков, выковывался смелый и могучий характер унжака. Сколько подвигов совершается ежегодно и на рубке леса, на сплотке и на первосплаве! Сколько раз унжак рискует жизнью, оберегая народную собственность! Сколько товарищей спасет за свою жизнь — попросту, скромно, незаметно, а потом даже и не вспомнит о своих подвигах, столь привычны они всем и каждому в этом суровом краю…

Был и Василий Аверьянович Смирнов унжаком настоящим, природным. Вырос на красавице Унже, в темновато-зеркальные воды которой слева глядятся хвойные великаны — сосны и ели, а справа — глинисто-мергелистые холмы — «дыбки».

С юности лес покорил его сердце. Василий Аверьянович стал лесным объездчиком, хоть и не очень согласна была на это его жена Мария Федоровна.

В конце 1924 года Смирновы поселились на окраине тихого городка Макарьева, окруженного лесами. К этому времени они имели двух дочурок — Антонину и Людмилу. А в следующем году родился у Смирновых сын.

Девочки встретили появившегося на свет братишку с восторгом и любопытством.

Братик! Смешной такой, красный, сморщенный комочек, не разберешь даже сразу, где нос, где рот. И пищит так забавно.

— Кто его знает, какой он будет… — шепчутся между собой девочки. — Может, усатый будет или даже бородатый, как Макар Андреич из ремесленной школы…

В Макарьеве, древнем городе, которому уже далеко за полтысячи лет, примерно каждый пятый житель носил имя Макария. По преданию, этот город был основан знаменитым отшельником Макарием Унженским. Местные жители считали долгом называть своих детей в честь основателя города.

Хотелось и Василию Аверьяновичу Смирнову назвать сына Макарием, да воспротивилась Мария Федоровна:

— Поновей бы надо назвать, по-современному…

— Да ведь добрая половина унжаков наших — Макары… — улыбаясь, возражал он.

— А что хорошего — может, отсюда и присловье пошло «куда Макар телят не гонял…», — продолжала спорить мать. — Уж если Унжу хочешь почтить, так давай Юрием назовем, в честь города Юрьевца…

На том и согласились, порешили. Был назван Юрием смирновский малышок.

Когда Макар Андреевич Каманин, которого по старинному обычаю просили быть крестным отцом, узнал об этом маленьком забавном споре, он тоже усмехнулся и сказал:

— Правильно сделали… Мне и самому иной раз мое имечко не по нутру… А унжак добрый, настоящий должен выйти из парня…

Уже в четыре-пять лет трудно было уследить за мальчишкой-унжаком. Еще льдинки проскакивают время от времени по весенней высокой воде, а ребята уже торопятся искупаться. Вода еще почти ледяная, но ярко светит солнце. Можно, значит, и нырять и плавать… Пускай зуб на зуб не попадает, когда выпрыгнешь на песок, — долго ли согреться беготней да потасовкой…

Сколько раз в синяках, с фонарями под глазом, а то и с расквашенным носом приходил домой Юра: мать ругать примется, причитать, а отец усмехается:

— Ничего, Маша… За битого двух небитых дают, да и то не все берут. Обколотится, крепче будет…

— Да ведь один у нас парнишка-то… А ну как покалечат, изуродуют.

— У мальчишек кость выносливая, хрящеватая, — успокаивает отец. — А кулак ребячий не дубина…

Однажды мальчик услышал, что отец выследил в своем лесном объезде медвежью берлогу и собирается на охоту. В ту пору Юре исполнилось восемь лет. После долгих уговоров Василий Аверьянович согласился взять сына с собой, правда, тайком от матери.

— Смотреть — смотри, а соваться не смей… Медведь из тебя одной лапой дух вышибет, — говорил Василий Аверьянович.

Добрались до обклада Василий Смирнов и его товарищи по охоте, велели Юрке на березу влезть повыше, а сами начали зверя выманивать. Прием известный — костер у берлоги: как вползет туда дым да защекочет в ноздрях у бурого, тому на все начихать! Вылезает сейчас же проверить, не пожар ли лесной начался.