Правофланговые Комсомола

Дом с голубыми ставнями смотрит окнами на деревенскую площадь. Рядом колодец под крышей: по воду к нему ходят из всех соседних хат. Чуть подальше мостик, где издавна собирались летними вечерами сельские парни и девушки — песни попеть, покричать частушкой последнюю деревенскую новость, поплясать под гармошку.

На веселом, людном месте поставили дом Морозы. По всем Бережцам в тот год стучали топоры и взвизгивали пилы: заново строили сельчане деревню, сожженную фашистами за связь с партизанами. Хозяин высадил около дома тополиную аллею. Когда родился внук Мишка, деревья были уже подростками. Старому Степану нравилось, как пахнут по весне липкие ярко-зеленые листочки тополей.

А подрос Миша, и вместе с дедом посадили они за домом тоненькие саженцы яблонь.

Впервые я увидела этот сад в зимнем уборе.

— Это Мишино дерево. И эта яблоня тоже, — гладил увязшие в снегу деревья Михаил Степанович, Мишин отец. И замолкал надолго. Может быть, что-то вспоминал о сыне, о тех недавних днях, когда вместе мастерили, вместе возились в саду.

В дом принесли корзинку с яблоками. С холода в теплой хате они покрылись влагой. Лежали как умытые росой. Бережно вытирала их белым полотенцем хозяйка, тоже словно гладила: с яблони сына они.

Помню, и однокурсники про эти яблоки вспоминали: любил Миша, возвратись из поездки в Бережцы, угостить товарищей то домашним вареньем, то душистыми яблоками. Говорил не без гордости: «Из своего сада. Аромат-то какой!»

Смотрела я на зимний сад: качают голыми ветками яблони, поскрипывают на морозе. А представлялся этот же сад по весне, когда вспыхнут бело-розовой кипенью яблони-невесты, одарят, людей красотой. И подумалось: успел человек и это доброе дело сделать — посадить на земле дерево. У родного дома. И у школы, говорили односельчане, шумит-разговаривает Мишина береза. Мальчишкой посадил ее вместе с одноклассниками.

Миша часто зазывал своих многочисленных друзей погостить в его родной деревне, но все больше по весне или летом. «Весной здесь большие разливы. А летом луга в цвету, лес грибами пахнет, в реке рыбы всякой только успевай удочку забрасывать». Так говорил друзьям о Бережцах влюбленный в родную деревню Михаил. И к нему ехали с удовольствием.

Однокурсник Василий Вавилов, тяжело переживавший смерть друга, рассказывал, как его встречали родители Михаила:

— Не раз я слышал от Миши про полесские разливы. Захотелось самому увидеть. На каникулах наконец-то собрались. Встретили меня, как и родного сына, с радостью и радушием. А меньшие братья, Саша и Ванюшка, те ни на шаг не отходили. С утра уже сторожили, чтобы без них на рыбалку не ушли.

Миша успевал порыбачить на зорьке, повозиться с братьями, которые в нем души не чаяли. Но непременно что-то делал по дому: красил, мастерил, а надо пол помыть, так тоже не отказывался помочь матери, зная про ее хвори. Не ждал, пока позовут и на колхозное поле: ходил на разные работы.

Колхозный бригадир Валентин Константинович Панфиленко всегда радовался приезду Миши домой:

— В последние годы не припомню лета, чтобы Михаил не работал в бригаде. В школе учился, а потом в училище, но все равно на каникулах он с нами — то сено стогует, то сенаж заготавливает. Все крестьянские работы знал.

Лето семьдесят седьмого трудным для села было: дожди заливали поля, к хлебу не подступиться. У каждого сердце болело, глядя на это. Всех тогда позвало поле. Шли как на бой. И Миша с односельчанами в этом бою. В свое последнее лето.

В полустраничной автобиографии об этом не прочтешь. И о родителях Миши скупая строка:

«Мать, Ольга Ивановна Мороз, продавец сельского магазина. Отец, Михаил Степанович Мороз, тракторист Житковичского леспромхоза».

В больничном коридоре Ольгу Ивановну тогда предупредили: сын без сознания. Успокоили — так и должно быть: чтобы не тревожить болью, ему ввели специальное лекарство — пусть спит. Но вопреки всем законам медидины, едва мать, преодолевшая четырехсоткилометровый путь от Бережцов до Орши, присела с разрешения врача у кровати сына, Миша открыл глаза. Увидев ее рядом, тихо окликнул: «Мама!»

Она держалась: только бы не расплакаться, только бы не прибавить волнения сыну. А Миша, облизнув спекшиеся от жары губы, спросил, как чувствует себя мать с дороги.

Все лучшее в нас от матери. От ее песен над колыбелью, от ее забот и нежности, от ее мудрости. Ольга Ивановна об одном мечтала: вырастить сыновей хорошими людьми.

Сама родилась в многодетной семье — девять их было. Отец возвратился с войны инвалидом. В детской памяти война осталась заревом пылающих лет да болотной топью, хлюпающей под ногами, — всем селом прятались от карателей в болотах. Запомнилась постоянно сосущим в животе голодом послевоенная пора. Работали тогда в поле и стар и мал, помогали колхозу встать на ноги.

И у Михаила Степановича биография похожая: в соседних деревнях росли, одной военной поры детство было. Мише, своему первенцу, часто рассказывал о пережитом. И радовался, когда заметил у сына интерес к трактору. Разрешил помогать ему в ремонте машины, думал отцовскую специальность выберет Михаил.