ПРАВОНАРУШИТЕЛИ

Что до рации, которая Ставропольский сигнал поймала – подобная задача ему вполне по силам.

– А как же тот спятивший мент? Ну, который орнитологов видел, из транспортной милиции?

– Мы выяснили, что у того лейтенанта были большие проблемы с алкоголем. Начальство и коллеги его покрывали сколько могли, но у нас большие возможности…

– Так что, он с пьяну принял двоих преступников за мирных орнитологов? Что за бред! Я скорее поверю в то, что он в сговоре с ними! – Михаил Афанасьевич разошелся не на шутку. Он ожидал услышать ответы на свои вопросы – простые и понятные. Вместо этого опять получал домыслы и предположения.

– Наркологи, у которых мы консультировались дают однозначный ответ – это возможно. Алкоголик, даже если он не пьян, вполне может принять парочку экстремистов за орнитологов. Это кажется бредом. Но специалисты говорят совсем о другом. Это вполне реально и, с большой вероятностью, так и было.

Михаил Афанасьевич откинулся на спинку стула и уставился в потолок. На какое-то время в кабинете установилась напряженная тишина.

Если бы его дом находился в городе с его вечной суетой, людьми, постоянно спешащими куда-то, то тишину нарушали бы звуки проезжающих автомобилей, гомон толпы и все остальное звуки, сопутствующие обычному городу. Но Михаил Афанасьевич предпочитал у себя дома оставаться в тишине. Он вообще суету не любил. Вместе с семьей он жил в тихом и спокойном пригороде – не тех новых, вечно строящихся, пыльных с разъезжающими туда-сюда грузовиками, а в пригороде «устоявшемся». Где все соседи знают друг друга не один десяток лет. Где можно, не стесняясь, соли одолжить.

Пауза затянулась, и сторонний наблюдатель мог подумать, что Михаил Афанасьевич уже размышляет над какой-то другой и очень глобальной проблемой. Но стороннему наблюдателю было неоткуда здесь взяться.

– Значит так. Бери этого Гришу Коца и спрашивай. Культурно, вежливо, но настойчиво. Будет в молчанку играть – воздействуй. Но не сильно. Мне нужны ответы и ответы мне нужны сейчас. Кстати, а что говорит твой Джеймс Бонд?

Леонид Петрович при этом вопросе заметно сник.

– Источник однозначно указывает на этих двоих. Рассказывает детали происшествия, участников – это однозначно они.

– Это понятно. Как у них это получилось – что он говорит?

Леонид Петрович неуютно поерзал на стуле и на какое-то мгновение совершенно потерялся. Заметить это мог только очень внимательный и наблюдательный человек. Михаил Афанасьевич заметил.

– По поводу механизма совершения преступных действий источник однозначно указывает на мистическое их происхождение. Магия, швагия… других объяснений у него нет. Более того, в их среде утвердилась именно эта версия, как основная. – Леонид Петрович скороговоркой сказал заранее подготовленный текст и застыл статуей.

Его шеф не стал устраивать истерик.

– Тем более. Бери за шкирку этого Гришу и делай что хочешь, но чтобы таких вот «объяснений» я больше не слышал. Даю неделю.

Когда Илья лежал на кровати в свой комнате, на него часто накатывало странное состояние, словно он продолжал оставаться Ильей – каким он себя знал, ощущал. Но появлялись и другие. Он становился судьей самого себя, прокурором и адвокатом одновременно. Все эти персонажи начинали спорить друг с другом.

Они обходились безо всяких слов – их дискуссия шла на каком-то возвышенном языке воспоминаний, эмоций, ощущений.

Илья лежал полураздетый на кровати – он только что приехал из КСП и немного устал с дороги. Окно его комнаты было широко, по летнему открыто, музыкальный центр играл что-то из классики. Рюкзак, пока не разобранный, стоял рядом с компьютерным столом, там же на столе стояла чашка с наполовину выпитым чаем. Еще за окном какая-то пигалица устроила концерт. Все это было вполне привычно.

Спор без слов и речей уже пол часа не затихал в его голове. Вновь и вновь эпизоды его богатой на воспоминания жизни проносились перед глазами, напоминая, что нет лучше свидетеля прошлого, чем он сам.

Илья посмотрел на кисть своей левой руки и на длинный рубец с внешней ее стороны – года три назад нехороший человек решил ударить Илью железным уголком по голове – тогда Илья на одних рефлексах отклонил удар, частью отклонился, в итоге отделался сравнительно небольшим шрамом.

На той же левой руке, на костяшках у основания среднего пальца был еще один шрам – память об очередном рассечении. На этот раз уже Илья бил кого-то, но промахнулся и попал во что-то твердое. Он не заметил этого, пока «враги» не побежали, бросив тех, кто убежать не смог.

На левом голенище Илья привычно рассмотрел след от арматуры – как тогда выдержала кость, было совершенно непонятно. В тот раз ему просто обязаны были сломать ногу.

Рядом с левым виском у Ильи был еще один шрам. Его можно было увидеть лишь тогда, когда Илья стригся коротко и волосы не могли прикрыть белую и продолговатую область на черепе у самого виска. Ему тогда сильно повезло, удар то ли камнем, то ли кастетом пришелся вскользь и парой сантиметров мимо виска, и Илью просто «вырубило». И комрады успели вмешаться.