Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

В 1920‑е годы детоубийство находилось в центре внимания криминологов, при этом научный интерес к этому виду преступлений был не нов. Законодательные реформы царского периода заставили больше считаться с ценностью человеческой жизни, изменив представления о «естественной» роли женщин как матерей и кормилиц, а растущий интерес к «женскому вопросу» вызвал у ученых середины XIX века интерес к детоубийству еще до того, как началось системное научное изучение преступлений[268]. Опираясь на традиции европейского Просвещения и новейшие тенденции в европейской науке, российские ученые выработали собственные взгляды на детоубийство. К примеру, споры по поводу детоубийства в викторианской Англии, как правило, вращались вокруг преступного деяния, совершенного бедной незамужней женщиной против незаконнорожденного ребенка, при этом упор делался на том, что считалось отсутствием «естественных» материнских инстинктов у таких преступниц, но при этом оговаривалось и то, что и мать, и ребенок до определенной степени являются жертвами бедности и предательства [Higgenbotham 1989)[269]. Российские авторы также проявляли сочувствие к женщинам, совершавшим подобные поступки. В своей книге 1871 года «Исторические судьбы женщины, детоубийство и проституция» писатель С. С. Шашков критиковал исторически сложившееся суровое отношение к детоубийцам, считая строгое наказание малодейственным и призывая к более сострадательному подходу, который полностью учитывал бы жизненные обстоятельства матери [Шашков 1871]. Криминолог Гернет мыслит в том же направлении в своем социологическом исследовании «Детоубийство» (1911), где проанализирована статистика, сравниваются тенденции, уровни, факторы и законы в странах Европы и в России. Как и Шашков, Гернет подчеркивает, что к детоубийцам следует проявлять снисходительность и сострадание. Он рассматривает прежде всего социологические факторы и утверждает, что детоубийство и аборт представляют собой два противоположных направления общественного развития. Согласно его наблюдениям, при увеличении числа абортов число детоубийств снижалось соответственно [Гернет 1911: 244]. Поскольку Гернет, равно как и другие специалисты по общественным наукам предреволюционного периода, считали аборт современным, рациональным и урбанистическим решением вопроса нежелательной беременности, в высоком уровне детоубийств они видели непосредственное отражение низкого уровня модернизации и цивилизованности российского населения, равно как и веское основание к легализации абортов. Уровень детоубийств являлся для них ярким показателем того, как далеки еще крестьяне и женщины от современной жизни и рационального мышления.

По мнению этих исследователей, работавших в поздний период существования империи, детоубийство также свидетельствовало о том, что у женщин в условиях социальной стигмы или незаконности происходит слом «естественных» материнских инстинктов. Специалисты подчеркивали роль материальных условий (семейное положение, материальная обеспеченность, давление со стороны окружения), равно как и роль женской физиологии (тяжелый опыт родов без посторонней помощи) в совершении подобных преступлений, подчеркивая, что такие «жертвы» нуждаются в снисходительном и сострадательном отношении. Те же взгляды сохранились и после революции, однако советская идеология смотрела на это преступление с другой стороны. В работах советских криминологов раннего периода детоубийство превратилось не просто в свидетельство тяжелого материального положения женщин, но и в явственный признак женской культурной отсталости. Поступок этот говорил о невежестве и несознательности преступниц, а его совершение часто свидетельствовало об эгоизме: личные интересы ставились выше общественных. Соответственно, совершая детоубийство, преступницы проявляли отсутствие сознательности и неспособность полностью проникнуться идеалами большевистской революции.

Необходимо отметить, что рассуждения советских криминологов о детоубийстве отражали их общие представления о женской преступности, которые строились на «отсталости и невежестве» женщин и их «сельском» мышлении. В детоубийстве проявлялось влияние и воздействие женской физиологии и психологии на противоправные действия. Оно воплощало в себе не искорененный пережиток внутри социалистического государства и подтверждало представления криминологов об общественном положении женщин. В этой главе будут рассмотрены законодательные подходы к детоубийству в первые годы существования Советской России, а также криминологический анализ этого преступления; в ней отмечено, какую важную роль играли понятия класса и пола в трактовке природы детоубийств и в поиске объяснений тому, почему они продолжали совершаться и после революции. Будучи самым «типичным» женским преступлением, а также действием, которое наиболее откровенно искажало «естественную» для женщины роль матери, детоубийство стало для криминологов самым красноречивым мерилом модернизации советского общества и общественной сознательности советских граждан.