Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

При этом даже самые ярые последователи Ломброзо считали необходимым адаптировать криминальную антропологию под российские условия. Например, Д. А. Дриль (1846–1910), неколебимый приверженец криминальной антропологии, считал, что при рассмотрении как личностных, так и общественных факторов преступления теории Ломброзо применимы лишь до определенной степени. Видный криминолог, юрист и преподаватель российского права, Дриль некоторое время работал в управлении воспитательно-исправительных учреждений Главного тюремного управления и юрисконсультом в Министерстве юстиции. Он много трудился и на научном поприще: преподавал на юридическом факультете Московского университета и в Психоневрологическом институте в Санкт-Петербурге, много писал на темы преступности и криминологии[52]. Дриль принимал теоретические подходы криминальной антропологии, однако критически относился к практическим методам изучения преступников, которыми пользовался Ломброзо, подчеркивая, что полного понимания преступления можно достичь только после исследования социальных факторов, повлиявших на преступника, а не только его или ее физиологических свойств. Он подчеркивал важность личностных факторов, но признавал и роль «внешних условий» и «окружения», которые обусловливают склонность к преступным действиям [Snow 1987: 40].

Дриль подчеркивал, что криминальная антропология в том виде, в каком ее разработал Ломброзо, привнесла научную, систематическую методологию в исследования преступлений. По его мнению, до Ломброзо уголовное право оперировало абстрактным представлением о преступнике. Ломброзо же выявил взаимосвязь между преступлением и преступником, «и не только в его настоящем, но и в его наследственном и индивидуальном физическом и психическом прошлом и в разнообразии общественных условий его существования». Криминальная антропология Ломброзо задействовала «точные методы естествознания, которые дали уже блестящие результаты в отраслях науки, ими разрабатывавшихся, и благодаря которым человек все более вскрывает тайники природы, овладевает ея тайнами и направляет ее явления» [Дриль 1904: 12–13]. Дриль признавал, что криминальная антропология превратила изучение преступлений в полноценную научную дисциплину, используя методы, основанные на статистике и эмпирических данных, с целью продвинуться в понимании взаимоотношений между человеком и обществом. Он подчеркивал, что криминальная антропология способна предложить инструментарий для раскрытия внутренних побуждений человеческого разума и человеческой психологии. Это, в свою очередь, позволит социуму понять и обуздать преступника.

Опираясь в своей работе на положения криминальной антропологии, Дриль одновременно критиковал Ломброзо за приверженность понятию прирожденного, то есть неисправимого преступника, отмечая, что это взгляд «не вперед, а назад к эпохам человеческаго варварства» [Дриль 1904:16]. Он подчеркивал, что для более полного понимания личности преступника необходимо рассматривать как его индивидуальные свойства, так и общий социальный контекст, в котором он живет:

Мы не знаем человека вне общества, но не знаем и общества без человека и окружающей космической среды. Поэтому наука, в ее полноте – что всецело признает уголовно-антропологическая школа – не может изучать преступление и преступность, как результат одних антропологических, или социологических, или космических факторов. Она должна изучать их, как общий результат всех трех видов факторов. Только тогда изучение будет полно, всесторонне, а следовательно, и научно [Дриль 1904: 19].

Дриль считал преступность одним из вариантов «болезни социального организма» [Дриль 1904: 20], причины которой необходимо изучать в совокупности, как и в случае с любой болезнью – иначе излечение невозможно. «Научные» ломброзианские методы анатомического изучения отдельного человека он сочетал с более широкими представлениями, учитывавшими влияние социальных факторов и среды, в которой существует преступник.