Правоохранительные и судебные системы глазами рецидивиста

4) Диагноз «сотрясение мозга», который послужил основой для определения средней тяжести по признаку длительности излечения, никакими объективными данными не подтвержден.

Факт 9: Действительно, диагноз выставлен лечащим врачом только на основании жалоб «потерпевшей». Ни рентген, ни томография, ни исследование глазного дна — не подтвердили «сотрясение», как следует из медицинских документов, имеющихся в деле. В качестве внешнего признака сотрясения указана припухлость на лбу, невыясненной природы. Эксперты допускают возможность получения сотрясения при описанной «потерпевшей» ситуации, в указанную дату. Но это является только их предположением, поскольку при отсутствии физических свидетельств сотрясения, отсутствия следов на голове от удара, по их же «высочайшему» мнению, установить точную дату в принципе невозможно.

Суд в данном случае счел, что вероятностная экспертиза может являться полноценным доказательством, исходя из наличия синяков на теле «потерпевшей», которые эксперты также отнесли к разбираемой дате с такой же долей вероятности. Однако, реально никто из свидетелей этих синяков не видел, суд их природу и возникновение не изучал, поскольку отнес их к ст.116 УК РФ, закрытой за давностью лет. Подсудимый также эти синяки не видел, утверждает, что она эти синяки сфабриковала (способов для этого действительно существует множество).

Следовательно, суд основал свои выводы на мнении лечащего врача, выставившего данный диагноз, исключительно со слов потерпевшей, поверив той на слово.

5) Время излечения более 21 дня объективными данными не обосновано.

Факт 10: Суд приравнял время нахождения на больничном времени излечения, что уже незаконно, поскольку на больничном «потерпевшая» лечилась у невролога от множества хронических заболеваний неврологического типа. При этом, на начало данного разбирательства суду не были известны данные об этих хронических заболеваниях, поскольку предыдущую свою амбулаторную карту «потерпевшая» специально уничтожила и завела новую (что уже должно было насторожить суд). Однако через год после разбирательства врачи вновь установили у нее наличие этих хронических заболеваний, включая например, невралгии, цвикалгию и остеохондроз, которые могут давать сходные с сотрясением симптомы. Эти диагнозы были занесены врачами в ее амбулаторную карточку. Однако суд отказался исследовать эти данные, ссылаясь на конфиденциальность личных данных.

Факт 11: Из общедоступной медицинской литературы известно, что простые случаи сотрясения мозга излечиваются за 1, максимум 2 недели. В данном случае степень сотрясения мозга медиками не исследовалась, объективных тестов не проводилось. Следовательно точное время излечения определить в данном случае невозможно. К тому же сам диагноз основан только на субъективных жалобах больной.

Возникает естественный вопрос, на основе чего тогда этими горе экспертами выставлено время излечения сотрясения более 21 дня? А ведь это единственный в нашем случае квалифицирующий признак средней тяжести по ст.112 УК РФ.

Суд неверно обосновывает данный диагноз заключениями экспертов.

При этом суд замечает, что в основу приговора положены именно заключения, а не акты освидетельствования, имеющиеся в деле и полученные по инициативе «потерпевшей» (стр.10 Приговора). Это не соответствует фактическим материалам дела.

Факт 12: Действительно, заключения экспертов, как хорошо видно из их текста, основываются на данных из актов освидетельствования, полученных до начала следствия по инициативе самой «потерпевшей», а не органов правосудия.

И если суд и прокурор признали, что данные акты не могут быть положены в основу приговора, то каким образом можно было положить в основу приговора заключения, которые основываются на этих актах, признанных самим же судом недопустимыми доказательствами!? Каким образом недопустимое доказательство может стать допустимым, если его просто переместить в другой документ? Несмотря на то, что адвокаты и подсудимый этот вопрос не раз задавали обвинению в явной форме, никакого объяснения этому они так и не получили.

Суду у нас нельзя задавать вопросы. Оно и понятно, как те, кто там сидят, смогут дать членораздельный и логичный ответ, если они просто неспособны к этому.