Православие и буддизм. Осмысление буддизма в трудах православных авторов XIX-XX вв.

Нужно отметить, что, хотя владыка был знаком с трудами некоторых ученых-востоковедов, в изложении буддизма он предпочитал доверять тому, что лично видел и слышал от буддистов и что вычитал в их книгах. В силу этого его труд вряд ли можно признать адекватным изложением «классического буддизма» или «буддизма в целом», но он честно показывает, какое выражение буддийские верования находили в умах бурятского народа в те времена, когда от насаждения буддизма прошло всего сто лет, и когда не только миряне, но и многие ламы оставались незнакомы с каноническими книгами и тонкостями буддистского учения. И, хотя для настоящего времени изложение архиепископом Нилом буддийского мировоззрения выглядит в чем-то устаревшим, а в чем-то ошибочным, несомненно, такой подход имел практическую ценность для его миссионерских трудов, поскольку описывал реальные верования простых людей.

Для подтверждения того, насколько может отличаться «книжный буддизм» от представлений простых буддистов, владыка Нил приводит слова одного из исследователей: «спросите любого бурята или тунгуса о предвечной причине всего видимого и получите в ответ, что Бурхан, т.е. Будда почитается началом творческим. Но буддийские книги не знают Всевышнего Существа, создавшего все видимое и невидимое17» (С. 19).

Вопреки известным ему мнениям ученых, архиепископ Нил полагает, что буддисты имеют веру в «безначального и вечного Бога, Творца всего видимого и невидимого» (С. 20). В подтверждение этого он приводит не только личные сообщения, но и выдержки из монгольских книг. В частности, он цитирует слова с примерным переводом: «Тому Богу, который сотворил гору Сумбер и весь мир, который даровал земле изобилие плодов, а небо украсил солнцем и луной, должны мы приносить хвалу и благодарение» (С. 21).

Это сильно расходится с тем, как описывают буддийское учение последующие христианские авторы, равно как и светские исследователи. Между тем опыт современных миссионеров свидетельствует, что и ныне рядовые сибирские буддисты в большинстве своем отвечают положительно на вопрос о вере в Бога Творца, хотя это представление и не занимает сколь-либо значительного места в их религиозной жизни.

Разрешить это противоречие помогают слова современного буддолога из Бурятии, который критикует перенесение общепринятых представлений о буддизме на российский буддизм.

«В качестве основных положений буддизма рассматривалось то, что он учит отсутствию души; духовное совершенство понимает... как уничтожение личности; нирвану рассматривает как прекращение процесса бытия; отрицает бытие Бога и, более того, представление о запредельном. Подобная трактовка буддизма может быть применена к некоторым школам буддизма хинаяны… но никак не к буддизму в целом, тем более его форме, бытовавшей в России.

Подобные оценки буддизма... долгое время оставались доминирующими, невзирая на значительное число эмпирического материала, вводимого в научный оборот исследователями буддизма махаяны… Все современные формы буддизма, в которых обнаруживались черты, не вписывающиеся в изложенную модель, рассматривались как позднейшие образования… В данном случае исследовательская парадигма, выстроенная впервые, приобрела нормативный характер и стала служить фильтром... новый эмпирический материал интерпретировался таким образом, чтобы не вступать в противоречие с этой парадигмой»18.

Относительно тезиса о «буддистском атеизме», Нестеркин замечает, что «концепция Ади-будды как изначально-сущего «отца всех Будд», развиваемая в основном в текстах ваджраяны, позволяет говорить о наличии в буддизме определенного рода теизма, хотя и отличного от христианского. Ади-будда – это не Бог-творец и не всеобщая субстанция. Это – изначальная чистота, присущая каждому живому существу. Те, кто под воздействием неведения не узнали в ней свой «истинный лик», стали живыми существами, а те, кто узнал – буддами»19.