Православие и грядущие судьбы России

Есть пороки, которые до того внедрились в массы народные, что мы, пастыри Церкви, кажется, устали бороться с ними и опускаем руки, благо не видим от них таких вопиющих последствий, какие, например, видим от пьянства. А между тем они не меньше пьянства растлевают душу народную, заражают духовную атмосферу на Руси и иногда становятся прямо нетерпимыми. Таков порок сквернословия и «черного слова». Не говорю уже о деревне, где пьяные отцы еще так недавно нарочито давали уроки пятилетним малюткам этой мерзости, — даже в городах, даже в наших столицах, на улицах совершенно безнаказанно звучит скверно-матерное слово. Даже пословицы есть: «Ругается, как ломовой, как извозчик, как сапожник». Как ни мерзостно слышать эту ругань, а поневоле ее терпишь: ведь пока едешь по улице, то, если бы привлекать к ответственности ругателей, пришлось бы раза два-три остановиться, чтоб «составить протокол». Да еще свидетелей потребуют. «Пробовал я, — говорил мне один почтенный батюшка, — делать так: если мой извозчик произносил матерное слово, я останавливал его, заявлял ему, что больше не хочу ехать с ним, потому что глубоко оскорбляет и меня, и прохожих своею руганью, но ничего не выходило: опять приходилось прибегать к полиции, чтобы отвязаться от него — он требовал вознаграждения за проезд — стоит ли заводить с ним дело, когда он же будет торжествовать над тобою победу, ибо кому охота быть свидетелями его безобразия, не говоря уже о потере времени и неприятностях при этом?»

Но этого мало. Порок этот — как ни странно это сказать — довольно распространен и среди наших интеллигентов. Если не скверно-матерное, то «черное» слово получает даже право гражданства в самой печати. Не говорю о мелкой «уличной прессе», — даже в такой солидной газете, как «Новое Время» — пусть простит меня почтенная редакция — встречаются имена духа тьмы в их народном произношений. Читаю корреспонденции с театра войны: солдаты и их командиры, нисколько не стесняясь, перекидываются «черным» словечком, то — в милую шутку, то — в виде привычного красного словца, то — как крепким бранным словом. А что гг. корреспонденты не выдумывают эти словечки, а пишут с «натуры», это может подтвердить каждый священнослужитель, находящийся теперь среди войск в самом близком общении с нашими героями-воинами. Правда, есть еще чистые души, свободные от этой заразы, и их, конечно, немало, которые сторонятся и «черного», и матерного слова: они берегут себя, но не смеют громко протестовать против проявления этого порока среди товарищей, чтоб не получить кличку «святоши», «красной девицы» и под.

Они смущаются, иногда приписывают неудачи военные именно сквернословию товарищей, но тем и кончается дело. Скорбят душою, а что могли бы они сделать?

Вот что пишет мне один добрый пастырь из глуши Саратовской губернии.

«Недавно мне пришлось услышать от своей прихожанки, жены мученика-воина, убитого на войне, о таком сетовании. Муж ее, после излечения от полученной на войне раны в одном из лазаретов, был отпущен на некоторое время домой на поправку. И вот он, человек, по общему признанию, очень богобоязненный, кроткий и смиренный, жаловался ей, жене своей, что на войне, среди нашего войска, страшно развито сквернословие, в котором виноваты все — и нижние чины, и самые высшие начальники. «Какая это война, — говорил этот воин, теперь покойник, убитый после вторичной отправки на войну. — На каждом слове ругань, куда ни повернись — сквернословие»... И действительно, стараясь проверить справедливость этой жалобы, я убедился, что сквернословие, присущее очень многим, особенно развито среди военных. Многие из прихожан заявляли мне, что многие нижние чины, учителя новобранцев и ополченцев, унтер-офицеры и фельдфебели на всяком слове сквернословят, как будто не могут обойтись без крепких слов. Я часто возмущался этим, но в то же время утешал себя мыслию, что на войне-то, на самом поле битвы, едва ли дозволяют себе этот грех. Оказывается, что все равно — и пред глазами смерти не могут расстаться с пагубною привычкою. Рассуждая далее и становясь на точку зрения упомянутого солдатика, я стал думать: уж не за то ли нас Господь наказывает на войне и не дает успеха, что весь воздух заражен сквернословием, как бы удушливым газом, и помощь Божия и благословение отгоняется таким, почти общим, грехом наших воинов? Прочитав же вашу статью «Хитрые сети», я и вовсе подумал: не есть ли сквернословие такая же измена русских людей православной вере и учению христианскому, как наше сектантство и идолопоклонство евреев?»

В заключение автор просит «поднять свой голос на борьбу с грехом сквернословия и обратиться с воззванием ко всем русским людям, и в частности к воинам — оставить пагубную привычку, оскорбляющую Господа и отвращающую милость Его от нас и от наших воинов на поле брани».