Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Когда возгласы литургии

Возлетят под дивную сень.

И, как волны приносят на сушу

То, что сами на смерть обрекли,

Принесу окаянную душу

И цветы из Русской земли (180).

Вот сознавание собственной вины, собственного греха. Кто посмеет возразить ей самой, её страшному признанию:

А ты, любовь, всегда была

Отчаяньем моим (228).

Отчаяние же — не награда, но наказание человеку. За любовь-страсть — наказание. Так многие говорили, многие сознавали. Не многие духовно сумели пережить. Ахматова пролагала путь именно к такому переживанию.

Этот путь пролагался через страшные соблазны. Как влечёт лукавый враг, ей довелось узнать кратким опытом, но опытом собственным и нелёгким:

И только раз мне видеть удалось

У озера, в густой тени чинары,

В тот предвечерний и жестокий час—

Сияние неутолённых глаз

Бессмертного любовника Тамары (184).

То есть демона.

Грех слишком притягателен. Ахматова не может удержаться, чтобы даже в зрелом для себя и вновь тяжком 1940-м году не восхититься и не воспеть прельстительную память о Клеопатре:

А завтра детей закуют. О, как мало осталось

Ей дела на свете — ещё с мужиком пошутить

И чёрную змейку, как будто прощальную жалость,

На смуглую грудь равнодушной рукой положить (194).

Детей закуют… Она ведь и сама уже знает, чтоэто такое. Вот из этого-то состояния раздвоенности, растроенности, распадения души рождается горький упрек Богу.

Я пью за разорённый дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоём

И за тебя я пью,—

За ложь меня предавших губ,

За мёртвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

За то, что Бог не спас (198).

Настроение, выраженное в этих строках, близко лермонтовскому «За всё, за всё Тебя благодарю я…». А ведь у Лермонтова мысль была: Бог — источник мировой несправедливости.

Не нужно бояться видеть то, что есть. И видеть это следует не ради осуждения, но ради сознавания трудности и необходимости пути, которым выпадает идти едва ли не каждому. Пути от тьмы к свету. Не все выходят к желанной цели. Тем драгоценнее опыт тех, кому удалось.

Всё же, ничем не смущаясь, жило в поэте ощущение и знание: Русская земля — Святая Русь. Она свята, ибо вопреки греху, тяжкому и жестокому, таит в себе невидимый труд святых народных подвижников. В стихотворении «Причитание» (промыслительно включённом в книгу «Anno Domini») эта мысль раскрыта вполне.

Господеви поклонитеся

Во святом дворе Его.

Спит юродивый на паперти,

На него глядит звезда.

И, крылом задетый ангельским,

Колокол заговорил,

Не набатным, грозным голосом,

А прощаясь навсегда.

И выходят из обители,

Ризы древние отдав,

Чудотворцы и святители,

Опираясь на клюки.

Серафим — в леса Саровские

Стадо сельское пасти,

Анна — в Кашин, уж не княжити,

Лён колючий теребить.

Провожает Богородица,

Сына кутает в платок,

Старой нищенкой оброненный

У Господнего крыльца (163).

«Причитание» есть стилизация под народный духовный стих. Однако стилизация эта — не внешний приём стихотворца, пожелавшего испытать себя в новой форме, но выражение духовного смысла произведения. В.Моров (Н.Н.), давший глубокий разбор этого стихотворения Ахматовой, возвёл его к древней повести (середины XVI века) «Чюдо новейшее…», в которой рассказано о чудесном избавлении Русской земли от татарского крымского набега, случившемся в 1521 году.

«Заветы средневековой поэтики, ищущие «вечного измерения» в описываемых событиях, — делает вывод исследователь, — укореняют ахматовское стихотворение в «настоящем», в живых обстоятельствах XX века (превращая исторический подтекст — воспоминание о чуде, некогда спасшем Россию, в источник осмысления постигшей её революционной катастрофы)»⁴⁶.

Средневековая поэтика, как мы знаем, строится по закону обратной перспективы, о чём и напоминает нам Н.Н.; Ахматова, таким образом, осваивает в «Причитании» не просто формальный приём, но особый тип миросозерцания.

В древней повести одним из важнейших эпизодов стал исход святых из погрязшей в грехах Москвы. И они не просто покидают город, но износят из него величайшую святыню, Владимирскую икону Божией Матери. Исследователь справедливо указывает, что Горнею мерою для такого события стали слова Спасителя, обращённые к ученикам: «А если кто не примет и не послушает слов ваших, то, выходя из града того, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому…» (Мф. 10, 14–15). Ту же меру прилагает и Ахматова к своему времени.

В повести «Чюдо новейшее…» преподобные Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский умоляют Божиих угодников вернуться в оставленный город, и заступничеством этих великих святых Святая Русь получает прощение и спасение. Великие чудотворцы и святители возвращаются в вымоленную Москву.

Ахматова переосмыслила древнюю историю. Верно пишет об этом Моров: