Православие и свобода

Поскольку человек как «энергийный субъект» («энергийный образ») представляет собой некое множество разнонаправленных неустойчивых энергий (влечений, импульсов, аффектов, эмоций, волений, помыслов), порой раздирающих человека изнутри (Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю [Рим. 7, 19]), первой его задачей является иерархическое упорядочение этих энергий, подчинение низших высшим. Доминирующей энергией в этом тонком и скрупулёзном выстраивании должно оказаться стремление к Богу. «Это − “энергия трансцендирования”… Такие энергии направляются к трансформации фундаментальных предикатов здешнего бытия… “за пределы” последнего… Энергийный образ, в котором энергия трансцендирования является доминантой, есть именно тот тип энергийного образа, что отвечает обожению… При таком энергийном образе, энергии человека не осуществляют реализацию каких-либо содержаний или потенций человеческой природы, но устремлены… к “превосхождению естества”»[229].

Духовная практика православного христианина, в пределе − подвижника и молитвенника, − состоит в искусстве «устроения» собственных энергий, иерархического «собирания» личности и начинается борьбой со страстями и страхами, которые являются своеобразными «энергийными доминантами», ложно ориентирующими внутренний состав человека, а также выстраиванием хаотично действующих противоречивых волений и помыслов, «рассеивающих» и раздирающих естество и сознание. Отсечение своей воли в таком внутреннем делании становится не рабским послушанием некоей внешней гетерономии, а напротив, свободным фокусированием своих произволений и соединением их с желанной и спасительной волей Божией: «Я хочу, чтобы было не так, как я хочу, а как Ты». Такой отказ от собственной воли становится актом веры и любви и сопровождается обретением в себе освобождающей воли Божией, которая осознается как чаемая и вслед за которой устремляется воля человеческая как чающая.

Святые отцы, однако, предостерегали от того, что это молитвенное усвоение воли Божией не является «гарантированным»: оно даётся напряжённым и непрестанным духовным усилием, трезвением, «бдением», «стоянием на страже», или «привратническим делом»[230], «если ты захочешь погибнуть… никто тебе не противится и не возбраняет»[231]. Всякое «застопоривание» молитвенной энергии в её богоустремлённости, всякое «застывание» на достигнутой позиции чревато падением: кто не собирает со Мною, тот расточает (Лк. 11, 23). Так апостол Пётр, шедший ко Христу по водам, как только отвёл от Него взгляд и увидел вокруг бушующую стихию, стал тонуть.

Таким образом, энергийная связь человека с Богом незакрепляема и свободна, требуя от человека непрестанного духовного усилия и подвига веры.

Любопытно, что аналитическая психология XX века опытно удостоверила энергийные начала человеческого сознания и бессознательного и, по сути, именно на них устремила свои механизмы воздействия: анализ, гипноз, внушение. Воздействие на бессознательные, «вытесненные» содержания человеческой психики заключается, как это объясняет Юнг, в отведении психической энергии: освобождённая психическая энергия служит для построения и развития сознательной установки. Психические и невротические патологии всегда связаны с искажением энергийного образа человека. Ибо «бессознательное, если оно не реализовано, всегда действует в том направлении, чтобы распространить на всё ложный свет и вызвать видимость… Бессознательное всегда является нам в объектах, потому что всё бессознательное проецировано. Если нам удаётся постигнуть бессознательное как таковое, то мы отделяем ложную видимость от объектов»[232].

По сути, аналитическая психология порой открывает в человеке то, что было давно известно нравственному богословию Православной Церкви: духовная жизнь невозможна без покаяния и исповеди, без осознания своих грехов[233]. Та «перемена ума» (метанойя), которая по-гречески и означает покаяние, знаменует разрыв с ложным, греховным строем своего существа, со всем, что есть в нём «ветхого» и «падшего», и сопровождается самоосуждением, то есть состоянием предельной напряжённой сознательности. Но это есть и восстановление должной энергийной иерархии человеческого существа, просвещение слепых глубин бессознательного, откуда студных помышлений во мне точит наводнение тинное и мрачное, от Бога разлучающее ум мой (канон Ангелу Хранителю), отсечение и подчинение тёмных движений души сознательной установке богоустремлённости и молитвенное претворение таковых в энергию богослужения и богообщения. Святитель Григорий Палама писал о таком преображении низших греховных сил человеческой природы в высшие, когда даже гнев может обратиться в любовь, а «похотение» − стать «поводом к добродетели»[234].