Православная церковь — враг просвещения

Как мы видели, православная церковь относилась к науке, особенно материалистической, с непримиримой враждебностью. Пытаясь обосновать учение о личном божестве, как создателе и управителе вселенной, церковные публицисты нападали прежде всего на принцип материальности мира. Профессор Ф. Голубинский в статье «О промысле божьем», защищая религиозный миф о создании мира богом, писал: «Бог непрестанно поддерживает бытие, силы и законы всех тварей и направляет все события в мире к благим целям»96.

Церковники отрицали объективный характер законов природы, её вечность. Из этого делался вывод о возможности и достоверности чудес. «Бог побеждает законы естества», — говорили они⁹⁷.

Религия объявлялась единственным критерием истины; научное мировоззрение отвергалось, как противоречащее этому критерию. «Все суждения, несогласные со словом божьим, ошибочны и лживы», — провозглашали церковники⁹⁸.

Церковные публицисты пытались доказать, что наука не принесла человечеству никакой практической пользы, что она бесплодна. «После грехопадения, — писал соборный протоиерей Афанасий, — началось оскуднение земли. Чтобы спасти себя, люди прибегали к науке. Но чем более наука удовлетворяет потребности, тем скорее они растут». И он делает вывод: «Наука — дело лишнее и даже вредное»⁹⁹.

Говоря о бессилии науки и её враждебности религии, церковники настраивали народ против учёных и просвещения, убеждая его в том, что для практической жизни совершенно достаточно одной библии. «Давайте сюда системы всех философов, — писал священник Константинов, — соберите любомудров прошлых и настоящих веков; а я представлю простейшего из моих собратьев — простолюдинов… только с одной библией»¹⁰⁰.

Так же враждебно выступали церковники против материалистического мировоззрения в 90-х годах XIX в. и в начале XX столетия. Церковные публицисты пытались доказать ограниченность научного познания о мире, его несовершенство. «Наука не знает, — писал профессор Московской духовной академии С. Глаголев, — погибнет ли Земля и как она погибнет. Это решение может дать не знание, a вера». Другой церковник Г. Смыслов в статье «О взаимных отношениях христианской веры и знания» поносил науку, чуждую вере, за то, что она «кичится, обольщает людей», «не даёт выкупа за душу»¹⁰¹. Профессор духовной академии M. Богословский в статье «Христианское учение в сопоставлении с некоторыми мнимонаучными мнениями нашего времени» объявил всякое научное знание, идущее против религии, «мнимонаучным, недоказанным и ложным»¹⁰².

Политика непризнания науки и враждебного к ней отношения не смогла помешать развитию научных идей, широкому распространению материалистического мировоззрения. Поэтому церковь вынуждена была изменить своё отношение к науке. Её идеологи стали доказывать, что между наукой и религией якобы нет противоречий, что естествознание и социальные науки не опровергают откровений и чудес, а согласуются с ними. Уже в 60-х годах XIX в. были попытки примирить религию и науку. «Неправильно утверждать, будто наука противоположна вере, — заявил автор статьи «Несколько слов о связи между верой и наукой», помещённой в церковном журнале. Он предлагал «воздать науке должное, пусть только действует в своей сфере»¹⁰³.

Герцен дал гневную отповедь попыткам церковников примирить религию и науку. Он подчёркивал враждебность и непримиримость науки с религией, недопустимость между ними какого - либо союза. «Поймите, наконец, — писал он, — нет вам бога… Поймите, что нельзя проповедовать в одно и то же время христианскую нищету и политическую экономию, социальные теории и безусловное право собственности»¹⁰⁴.

В статье «Об отношении философии и естественных наук» профессор Московской духовной академии С. Глаголев, фальсифицируя данные науки, пытался доказать, что современное естествознание подтверждает библейские сказки о сотворении мира, а исследования об изменчивости видов — три важных догмата христианской церкви: сотворение человека, грехопадение его и искупление¹⁰⁵.

В другой статье «Чудо и наука» тот же богослов, стремясь примирить религию с наукой, утверждал, что мир можно понять только в том случае, если представлять его конечным, а это предполагает его творение, т.е. чудо. «Чтобы найти смысл в существовании человека, — писал он, — мы должны признать его нравственно-свободной личностью, т.е. предположить чудо. Отрицание чуда ведёт к признанию существующего мира лишённым разумности». Вера в чудеса, писал Глаголев, является «регулятивным принципом в миропонимании и мировоззрении. Поэтому наука, отрицающая чудеса, не может быть признана истинной наукой»¹⁰⁶.