Православное пастырское служение

Облачение в белые одежды. Открыты не только царские двери, но и диаконские в знак того, что общение с молящимися, с народом — более тесное, и участие его — более непосредственное, чем в иных таинствах. Это особенно чувствуется в многократных "аксиос" (достоин) на каждую часть священного одеяния, воспеваемых и в алтаре со служащими и клиросом, т.е. теми, кто выражает своим пением чувства народа.

Последний момент наконец: вручение новому иерею дискоса с частицей св. Агнца и со словами: "Приими залог сей, о нем же истязай имаши быти в день Страшного Пришествия Господа нашего Иисуса Христа." Теперь это уже больше не простой мирянин, это теург и тайносовершитель. Это уже не некто с именем-отчеством, а отец такой-то. Он должен, по слову св. Григория Богослова, "стоять с ангелами, славословить с архангелами, возносить жертвы на горний жертвенник, священнодействовать с Христом, воссозидать создание, восстановлять образ Божий, творить для горнего мира и, скажу больше, — быть Богом и творить богами" (Слово защитительное).

С этого момента начинается не жизнь, а житие; не деятельность, а служение; не разговоры, а проповедь; не немощь долголетнего расслабленного, а дерзание друга Христова, "забвение заднего и простирание вперед" (Филип. 3:13), царство благодати, вечности и распятия Христу.

Пастырские искушения

Путь священника больше, чем какой-либо иной духовный подвиг, знает свои опасности, затруднения, испытания и искушения. Не приходится строить себе оптимистические иллюзии или мечтать о бытовой уютности жизни священника. Священство есть прежде всего подвиг, в котором подстерегают его самые неожиданные испытания. Кроме того, священство, как и всякая область духовной жизни, полно трагических конфликтов и противоречий. Священник, с одной стороны, брошен в этот мир страстей и волнений, а с другой — никогда не должен ими быть пленен. "Самораспятие миру" ежеминутно чувствуется в священстве, и чем больше пастырь отдается подвигу, тем сильнее обостряется жало греха и тем ожесточеннее ополчается на священника вся враждебная духовной жизни сила. Поэтому пастырь предупреждается еще до священства и призывается особенно с первых дней его к трезвому взгляду на трудный и тернистый путь своего служения.

Упомянутое "самораспятие миру" в священстве ощущается гораздо сильнее, чем в мирской жизни. Священник, естественно, в силу законов человеческой природы, подвергается всем человеческим приражениям греха, но, кроме того, на него ополчаются особые, неведомые мирянину искушения, т.е. чисто пастырские испытания.

Бесцельно схоластически уточнять число искушений и подвергать их той или иной классификации. Одни сводили их к 12-и, другие ограничивались 4-мя (арх. Антоний), третьи — 3-мя, по числу искушений Спасителя в пустыне (о. Г. Щавельский). Все эти исчисления условны и не исходят от духовного опыта. Последняя схема об искушениях Пастыреначальника есть как бы символическое начертание для Его учеников, но все же можно с уверенностью сказать, что Спасителю не были ведомы испытания духовного усовершенствования и созревания, естественные у всякого священника. К этим трем искушениям мы вернемся ниже, а пока что необходимо заметить следующее.

Обычно в первое время священства пастырь испытывает особое состояние духовного восторга и почти блаженства. Он всецело занят своим новым деланием, привыкает, многое ему совершенно неизведано, все еще кажется в радужных тонах. Часто на первых порах служения священник бывает пощажен от особенно сильных испытаний. Настоящие искушения придут со временем. Но путь духовного возрастания каждого человека, а следовательно, и каждого пастыря, совершенно индивидуален, а потому не подлежит никаким схематическим обобщениям.

Может появиться в виде искушения, что, однако, вовсе не обязательно, — особый страх перед совершением священнослужения. На молодого пастыря, — от чрезмерного благочестия или от скрупулезной совести, а может быть, от скрытой гордости, — нападает боязнь служить, иногда крестить, исповедовать, а особенно совершать таинство Евхаристии. Является желание пребывать в каком-то бездействии из боязни ошибиться, напутать, а при таинстве Евхаристии уронить сосуды или пролить Св. Дары и т.д. Западная практика даже имеет термин этого искушения: "timor sacerdotalis." Бороться с этим следует неукоснительно и стараться побеждать это чувство страха как раз более частым совершением священнослужения, а не уклоняться от него. Помогает и совет старшего, более опытного собрата, благочинного или же епископа. Так как боязнь ошибиться часто происходит из страха показаться неопытным в глазах пасомых, то священнику надо всегда помнить, что при богослужении, главное это не страх человеческий, а страх Божий, который и есть начало премудрости. Но важнее всего чувство любви к Богу, любви совершенной, а не рабской, и тогда страх Божий, т.е. благоговейное к Нему отношение должно быть растворено этой духовной любовью. Со страхом Божиим, верой и любовью должно совершаться это служение.