Православное пастырское служение

Как бы то ни было, слово "эрос" часто и охотно употребляется нашими святыми подвижниками, нашими аскетами и мистиками. Слово это могло, конечно, иметь тот свой смысл, какой оно приобрело в обывательском сознании, т.е. любви специально чувственной, приближающейся таким образом к "либидо" фрейдовского психоанализа. Это и побудило автора "Имен божественных," так называемого псевдо-Ареопагита, написать несколько строк в защиту употребления этого слова, вульгаризированного простыми людьми. Но образованные богословы, например: св. Максим Исповедник, возвышенный аскет и тонко образованный эллин, неоднократно пользуется этим именем для обозначения нашей любви к Богу. Его мы найдем особенно часто у св. Фотия Константинопольского, у св. Григория Паламы и у многих мистиков православного Востока.

Мы сочли уместным остановиться на этих подробностях терминологии, так как слово "эрос" в трудах современных писателей очень часто употребляется как условное понятие, как технический термин. Оно противоставляется понятию sexus у такого выдающегося и вдумчивого католического психолога как Johann Klug, в его книге "Глубины души." В этом контексте слово "эрос" приближается скорее к метафизическому понятию пола, тогда как sexus означает его физиологическую, т.е. низшую функцию.

Слово "эрос" в данном контексте имеет свои большие преимущества и хорошо объясняет некоторые возможности в духовной жизни. Как это правильно заметил А. Нигрэн, "эрос" существенно отличается от aggpi. Это последнее понимание любви ни в каком случае не должно быть воспринимаемо, как некая высшая ступень эроса. Agаpi совершенно независимо от "эроса," — это два вполне самостоятельных понятия. Aggpi никогда не было в понимании греческой культуры каким-то этапом на пути преображения "эроса." Слово "эрос" уже у Платона знает свои ступени обычного, вульгарного слова и "эроса" небесного. Таким образом "эрос" сублимирован, но при этом он не утрачивает своих характерных особенностей эроса и представляет собой существенно важную задачу для пастыря в вопросах нами разбираемых.

Проф. Вышеславцев построил свою яркую и столь полезную книгу на этой мысли о возможности развития "эроса" от форм низших, вульгарных, т.е. от чисто чувственной любви до форм самых возвышенных, духовных, исходя из учения того памятника, который в богословской науке известен как "Ареопагитик," или творения некоего автора 5-го или начала 6-го века, который долго отождествлялся с апостольским мужем св. Дионисием Ареопагитом, но не имеет с ним ничего общего. В трактате "О божественных именах," входящих с состав Ареопагитик, автор говорит о том, "что толпа не понимает смысла божественного имени "эрос," отождествляя его с телесным и чувственным эросом, что не является истинным "эросом," но его отображением" (гл. 4, пар. 12). Несколько выше автор зовет не смущаться именем "эрос," так как это понятие может быть возвышено, преображено и просветлено. Ниже (15) говорится о разных ступенях этого эроса, как силы "единения и смешения": эрос божественный, эрос ангельский, разумный (духовный), душевный и физический. Важно то, что автор этого замечательного трактата, прекрасно знакомый с духом греческого языка и его богатством, не колеблясь, применяет то же самое слово как к ступеням любви, так и к высшим — ангельскому и божественному. Никому в голову не придет, и не было в мыслях у автора приписывать ангелам или Божеству что-либо чувственное, страстное. Вместе с тем и не недостаток выражений заставлял его пользоваться этим именно термином "эрос," а не каким-либо иным. Из того богатого разнообразия выражений для любви автор мог бы, если бы счел это нужным, использовать какое-либо иное слово, иной оттенок, но он не делает этого именно потому, что видит в слове "эрос" возможность возведения от низших ступеней до высших, от физической до возвышенной, духовной, т.е. просветленной любви.

Если мы имеем еще сомнения о происхождении Ареопагитика, автор которого может быть был под влиянием неоплатонической мистики, или эти произведения возникли в среде не совсем правоверной; то ряд других писателей христианского мира, ортодоксия которых не может быть уже никак заподозрена, охотно пользовались этим именно понятием "эрос," как наиболее, по духу греческого языка, соответствующим тому содержанию, которое в него вкладывает эллинский гений.

Толкователь Ареопагитских творений, столп монашества и Православия, св. Максим Исповедник бесчисленное множество раз пользуется словом "эрос," выражая именно в большинстве случаев ту горячую любовь, то влечение, которое христианский дух имеет к высшему Эросу, т.е. любви к Богу. Найдем мы это слово и у такого Эллина, как св. Фотий Константинопольский, а также у возвышенного аскета св. Григория Паламы, бывшего под сильным влиянием ареопагитской мистики, чтобы не говорить о других.