Такие "дэвотки" непременно перед кем-нибудь благоговеют, быстро находят себе предмет обожания в мало-мальски незаурядном пастыре, особенно хорошем проповеднике, если он красиво служит, хорошо поет или, что всего хуже, если он молод и красив. Каждое его слово ловится на лету, голос его приводит в волнение, каждый шаг и жест толкуется в особом смысле. Такой пастырь уже не может ошибаться, каждое его слово — жемчужины мудрости, проповедь — затмевает Златоуста, его молитвенность — огонь перед Богом. Его молитвенности приписываются чудеса там, где не было ничего особенного в смысле медицинском, и вообще никакого чуда не случалось. Пастырь становится в глазах этих неврастеничек и, что хуже, в своих собственных, особым молитвенником, духовно одаренным, он имеет особенное дерзновение перед Богом, он исцеляет, он чудотворит. У него находят особые дары: одно прикосновение его руки уже облегчает застарелые недуги, он даже прозорлив, угадывает мысли, предсказывает будущее. По меткому слову митр. Антония такой пастырь начинает "кронштадтить." Про него уже при жизни слагаются легенды. Хуже всего то, что неопытный, молодой пастырь сам начинает легко поддаваться таким обольщениям, верить своим мнимым дарованиям, входить в роль такого "целителя, молитвенника, святого."
Для поддержания ли своей репутации или по привычке многих подражать другим пастырь начинает вырабатывать свой стиль, стилизуется под кого-то, кто ему представляется совершенным священником, заучивает особые позы, говорит проповеди особенно филыниво-слащавые, неестественно служит "со слезой и умилением."
Пастырь с первых шагов такого начавшегося поклонения должен решительно и резко (резкость здесь полезна и оправдана) отвергнуть подобные лжеумиления и сразу положить предел этому нездоровому и уродливому явлению в жизни своей паствы. Если же пастырь это поклонение допускает, увлекается и культивирует, то сам попадает в это ложное настроение, прельщает себя и других губит.
Особой заботой таких восторженных женщин является здоровье и благополучие пастыря. Само по себе в этом ничего плохого нет. Но опять-таки опасность не в самой заботе а в "творимой легенде." Начинают распространяться слухи: наш-то батюшка себя не бережет, он-то ведь не от мира сего, у него уже начинается чахотка, он себя морит, он все ночи напролет Богу молится и пр. Здесь тоже священнику следует решительно и сразу отвергнуть такие слухи, потому что в большинстве случаев они ни на чем не основаны. Если же действительно пастырь отдается особым подвигам поста и молитвы, то "промышлять этим," как говорили свв. Отцы, вовсе не следует. Подвиг есть подвиг только тогда, когда он скрыт от взоров людей. Аскетизм, проявляемый на глазах у всех, теряет свою ценность и перед Богом, и для самого аскета.
Всякая забота о личности пастыря, исходящая от любви, должна им быть с любовью принимаема. Всякое приношение надо взять и за внимание благодарить, НО какие бы то ни было преклонения, обожания, легенды решительно отвергать.
Суммируя вышеизложенное, можно заметить, что священник в себе должен возгревать все духовное, небесное, все больше укореняться в атмосферу молитвенности и тайнодействия; верить несомненно в то, что он призван к чудотворению; НО ничего не приписывать своим личным дарованиям, не считать себя особым молитвенником и избранником, а, наоборот, смирять себя в своих собственных глазах и в глазах паствы и, самое главное, решительно пресекать всякое обожание и преклонение.
Все перечисленное не может исчерпать в полноте вопроса о пастырских искушениях, и испытания пастырской совести могут являться на самых неожиданных путях и местах его деятельности. Все то, что нарушает нормальное течение духовной жизни священника или что может его заставить сойти с указанного ему пути служения Церкви и пасомым, все это должно быть осознано им, как новое искушение, с которым ему надо начать борьбу. Вопрос этот должен быть отнесен скорее к области аскетики, где пастырь найдет полезные советы от векового подвижнического опыта жизни в борьбе с искушениями. Самый большой грех тот, который мы считаем незначительным и малым. Поэтому и борьба должна начаться в самом начале появления греховного пожелания, не дожидаясь, чтобы это пожелание осуществилось в форме уже законченного греха. Это первое. Второе же, это необходимость помнить, что часто грехи представляются нам в виде добродетелей. Искуситель является в виде "ангела света." Очень часто из хороших побуждений рождаются плохие пожелания. Зачастую грех нас завлекает разными благовидным предлогами и соображениями, казалось бы, самого возвышенного характера, и только уже после того, как мы окажемся всецело в его власти, грех обнаруживается во всей своей наготе. Поэтому очень важно для пастыря обладать даром рассуждения и уметь различать духов, откуда они, — от Бога или от врага.