Православное Религиоведение: Ислам, Буддизм, Иудаизм

Подвигаемый критикой со стороны духовенства, император составляет второй, новый томос, более сжатый, но с тем же догматическим содержанием. Вторично созванные по решению императора архиереи собираются в Скутари, где императорский секретарь Феодор Мацук, замещая императора, который по болезни не смог присутствовать лично, зачитывает томос и письмо собору, в кагором Мануил с одной стороны, упрекает епископов в их упрямстве, а с другой — угрожает обратиться за решением вопроса к папе Римскому.

Но архиереи не устрашились угроз императора, не вняли его велеречию. А св. Евстафий, архиепископ Фессалоникийский, человек обширной учености, обладавший большим даром красноречия, преисполнившись ревностью, чтобы вместо истинного Бога «не прославлялся какой-то, вымысел жалкого ума», даже отважно встал перед собранием и сказал: «Мозг в моей голове был бы попран ногами, и я был бы вовсе недостоин этой одежды — тут он указал на мантию, которая висела у него на плечах, — если бы признал истинным Богом бога — верблюдоподобного деторастлителя, учителя и наставника на все гнусные дела». Слушатели едва не оцепенели при этих словах, потому что он сказал их громко, и ясно показал, что горит ревностью по благочестию.

Нравственная аргументация, выраженная св. Евстафием, может быть сведена к тому, что учение о боге Мухаммеда, известного своей нечестивой, с христианской точки зрения, жизнью, богохульно ставить наравне с учением о Боге святых пророков и Самого Господа.

Когда же эти слова были переданы императору, то он «как бы оглушенный ими, начал представлять различные оправдания и выказал долготерпение, какого никогда в нем не было. Чтобы избежать упреков и насмешек, он и причислял себя к православнейшим христианам, и говорил, что произошел от самых благочестивых родителей, и настоятельно требовал себе суда с архиепископом Фессалоникийским. «Или я оправдаюсь, — говорил он, — и докажу, что не верую в бога деторастлителя и не ввожу извращения в веру, и тогда подвергну заслуженному наказанию того, кто изрыгает хулу на помазанника Господня, или я буду обвинен в том, что прославляю иного бога, а не Того, Которого чтут носящие имя христиан, и тогда я узнаю, наконец, истину и принесу немалую благодарность тому, кто отвратил меня от ложного мнения и научил истине».

Таким образом, спор принял крайне острый характер. Одновременно и возмущенный и встревоженный таким поступком Евстафия, который до того в иных вопросах был сторонником императора, Мануил грозился судом Фессалоникийскому архиепископу, однако патриарху Феодосию удалось достигнуть компромисса в этом вопросе.

На следующий день собор собирается во дворце патриарха. Архиереи, рассмотрев томос, по-прежнему остались недовольны и предложили ряд поправок. В результате прений с представителями императора, был составлен соборный томос, который постановлял не просто изымать анафематизм, но заменять его новой анафемой против Мухаммеда и всего: его учения. Таково было решение, принятое собором.

И Церкви, несмотря на давление официальной власти, удалось отстоять свою точку зрения. Это хорошо видно; из текста соборного томоса. Требование императора об удалении 22 анафематизма удовлетворяется, но подчеркивается, что это делается из соображений икономии, для устранения препятствий перед желающими креститься мусульманами, но не из-за догматического убеждения, что христиане и мусульмане поклоняются одному и тому же Богу, как того требовал Мануил Комнин.

Более того, в томосе прямо сказано, что «сам Мухаммед объявил неверное понимание Бога», а выражение анафематизма лишь «кажущееся кощунственным», а не кощунственное, как утверждал в своих томосах император. И, наконец, в новом варианте анафематизма, содержится, хоть и в более завуалированном виде, и отвержение мусульманского богопочитания, и осуждение позиции, выраженной императором: «Провозглашается анафема учению Мухаммеда, в котором он исповедует, что Господь, Бог и Спаситель наш Иисус Христос не является Сыном Божиим». Это тот самый аргумент, который приводил Никита Византийский, и который звучал на первом заседании собора: «Отвергая Троицу и Христа как Сына Божия, мусульмане не могут считаться почитающими истинного Бога». При этом формальное требование императора было удовлетворено.

Впрочем, не удивительно, что Церковь не позаботилась выполнять даже это формальное требование, когда престарелый император скончался спустя полгода после собора. Никита Хониат помещает после описания дебатов текст чина в первоначальном виде, тем самым ясно указывая, что бескомпромиссная позиция Церкви в этом споре возобладала.

Darrouzes обращает внимание, что «результат всех этих переговоров кажется чисто отрицательным, так как анафема не была удалена, и новый текст не был вписан в чин отречения. Еще не обнаружен, насколько мне известно, ни один список ритуала отречения с формулировкой, предложенной собором»27. Но, в том числе и списки более позднего времени содержат чин в неизменном, первоначальном виде, например, кодекс Bruxellensis, II 4836, составленный в 1281 г.28