Православное учение о спасении

Между тем, для православного грех сам по себе, ломимо всяких своих гибельных последствий, составляет величайшее зло, и даже он один и является „злом в собственном смысле», как говорит св. Василий Великий [285], „злом действительным». Все же, что считается злом только „по болезненности ощущения», с точки зрения саможаления, – все это для православного „зло только мнимое, имеющее силу добра» [286]. Смерть сама по себе не страшна для православного, он боится „смерти, скрывающейся внутри, в сердце», боится „смерти внутренней», потому что только она и есть для него „истинная смерть» [287]. Освободить истинного последователя Христова от всех последствий греха, но не освободить от самого греха, значит не только не спасти его, но и подвергнуть самой горькой и страшной участи, какую только он может себе вообразить: вечно жить и вечно грешить, – это для него хуже геенны. „Если бы, – говорить Климент Александрийский, – мы могли представить, чтобы кто-нибудь предложил гностику (истинному), желает ли он выбрать познание Бога и вечную жизнь, и если бы эти две вещи, которые совершенно тожественны, были разделены, – то гностик без малейшего колебания избрал бы познание Бога, признавая, что обладание верой, которая от любви восходит к познанию, желательно само по себе» [288]. Истинный христианин предпочел бы быть святым и страдать, чем вечно блаженствовать и грешить. Отсюда очевидно, что и в понятии спасения православный на первое место поставит освобождение от греха самого в себе, избавление же от мук и страданий примет в качестве простого следствия, которое в сущности ничего не прибавляет к получаемому благу, – так оно незначительно сравнительно с благом в собственном смысле. Спасение для православного прежде всего и главным образом есть избавление от греха. Так, действительно, и учат о нем Св. Писание и отцы церкви.

Ветхий Завет был; конечно, временем сени и гаданий: светлую пору избавления ветхозаветный человек представлял себе более под видом восстановления царства еврейского в обетованной земле. Однако, лучшие люди не забывали, что речь идет, прежде всего о царстве Божьем, что Господь восстановлял это царство ради Себя Самого (Ис. XLVIII, 11), а не ради благодушия собственно Израильтян. Поэтому, описывая будущего Спасителя и будущее царство, пророки не забывали указать, где это нужно было, что Спаситель приведет свой народ ни к чему иному, как к святости, что радость будущего будет сосредоточиваться в возможности быть всегда с Богом, угождать пред лицом Его и приносить Ему жертвы благоприятные. Вот, напр., св. царь и пророк Давид. „Блаженство» человека он видит в том, чтобы „не ходить на совет нечестивых и на пути грешников не стоять» Пс. I, 1); закон уст (Божьих) – был (для него) лучше тысяч злата и серебра (CXVIII, 72); „соблюдать слова (Божьи он считал) уделом своим», признаванием, целью и смыслом жизни (ст. 57), поэтому, и страдания ради Бога и закона Божия были вожделенны для него: „благо мне – говорит он, – что я пострадал, дабы научиться уставам Твоим» (ст. 71). Зло для него, следовательно, скорее в грехе, чем в страдании. Отсюда, и основная мысль спасения – в избавлении от греха для святости. „Вывел (Господь) народ свой в радости, избранных своих в веселии. И дал им земли народов, и они наследовали труд иноплеменных (но все это затем), чтобы соблюдали уставы Его и хранили законы Его» (Пс. CIV 43 – 45), чтобы утвердить среди них царство добра. Поэтому, прося Господа „ублажить благоволением Сиона и создать стены Иерусалимские», пророк немедленно же, как особенно заметную черту будущего благополучия, указывает в том, что „тогда благоволиши жертву правды, возношения и всесожигаемая, тогда возложат на алтарь твой тельцы» (L, 20 – 21), т. е. будущее царство должно быть царством благочестия, союза с Богом, который (союз) так часто нарушали грехолюбивые Израильтяне. Союз с Богом, как конец спасения, состоит не только в том, что человек здесь находит вечный покой своей душе, ничем ненарушаемое чувство безопасности, но и в том, что Господь „наставит его на •стезю правды», что соблюдает его не только от зла внешнего, но и нравственного (Пс. XXII, 2. 5. 3).