Православное учение о спасении

Здесь, иной увидел бы самое крайнее по своей вещественности представление об оправдании. Очевидно, в этих слишком осязаемых образах преосв. Феофан хотел изложить учение о том, что за смерть Христову грехи человеку прощаются. Однако вслед за таким описанием, преосв. Феофан спешит оговориться: «Но, говорит он, надо при сем иметь в мысли, что в сем умертвии греху чрез крещение ничего не бывает механически, а все совершается с участием нравственно-свободных решимостей человека». И далее излагается приведенное выше раскрытие внутренней стороны уничтожения греха [376]. Таким образом, все эти сравнения остаются только сравнениями, самого существа дела не выражающими и употребляемыми только тогда, когда можно ограничиться одной внешней стороной учения, не касаясь его действительного смысла. Но лишь только дело доходит до этого последнего, школьные формулы приходится оставлять и искать более жизненных определений. Преосв. Феофан в том сочинении, где он должен был разъяснять не отвлеченное определение, а самое спасение, как оно дается в жизни, и говорит о действительном облачении во Христа.

В „Письмах к одному лицу в С. – Петербург» мы читаем: „Для того, чтобы совершилось спасение каждого человека в частности, необходимо, чтобы совмещенные в лице Господа потребности спасения перешли в каждого, и им были усвоены. Cиe последнее совершает Святый Дух. Словом благовестия возбуждает веру в силу крестной смерти Господа и в купели крещения омывает верующего и от первородного греха и от всех произвольных, обновляя в то же время его духовную жизнь и делая ее сильною противостоять греху и преуспевать в добре. Обе потребности исполняются зараз. Исходящей из купели крещения бывает и оправдан и праведен, всякая вина греха с него. снимается, и он желает лишь одного Богу угодного добра и силен на делание его. Это и есть облачение в Христа, в коем потребное для спасения от Христа Господа переходит на верующего крещающегося и ему усвояется не номинально, а существенно. Пока он верует только во Христа, сии потребности его суть, но только номинально, как определенные ему и готовые для него; в купели же крещения они существенно становятся его собственностью» [377]. Таким образом, праведность Христова не зачисляется только крещаемому, а существенно принимается им: он теперь „желает лишь одного добра и силен на делание его».

Одно внешнее признание человека – грешника праведным может, конечно, его утешить, но возбудить его к деланию добра, укрепить в полученной невольно праведности может только тогда, когда человек желает этого, т. е. когда в душе его есть перелом, обращение от зла к добру. Инославное правовое жизнепонимание допустить этого перелома не может, потому что тогда бы человек спасался своей заслугой. При ограничении же дела оправдания одной формальной стороной, никак начала новой жизни в человеке не объяснить. Поэтому-то инославие и должно прибегать к самодвижущейся праведности, которая водворяется в человек и начинает в нем действовать помимо и даже почти вопреки его сознанию и воле. Протестанты, противореча святости Божьей, полагают эту самодвижущуюся праведность следствием оправдания, а католики самое оправдание превращают в магическое влитие этой праведности. Для православия нет необходимости прибегать к такому противному всяким законам душевной жизни превращение.