Православные христиане в СССР. Голоса свидетелей

Священного Писания я не читал, но в душе прорастали зерна, посеянные моей бабушкой Натальей. Вера внутри меня была, и при всяком удобном случае, будучи один в любом городе, я всегда заходил в церковь. Если мне попадалась какая-то церковь, я туда заходил. Молитв не знал, но по-своему, своими словами молился. Было много негативного в советской власти, но много и позитивного. Я, из простой семьи, без всяких связей, после армии поступил в МГУ имени Ломоносова. Я долго выбирал факультет, на который хотел бы поступить: юридический, экономический и т. д. Поступил на философский. Почему поступил на философский факультет? Думаю, потому, что бабушка заронила во мне это зерно поиска истины.

Как я хотел быть вместе с ним!

Помню, на четвертом курсе один из студентов был отчислен по собственному желанию из университета и зачислен в Загорскую духовную семинарию (тогда город назывался не Сергиев Посад, а Загорск). У нас это было как ЧП воспринято.

Помню очень хорошо и отчетливо, как я хотел быть вместе с ним! У меня было такое внутреннее желание, такое стремление быть с ним рядом, но я думал о маме и папе, о том, как это отразится на них… Не хватило у меня сил и мужества преодолеть эти оковы, вырваться из этого плена. Парня этого я помнил всю жизнь.

Заходил в Елоховский собор, молился, а потом шел читать лекции

Я окончил МГУ с отличием, и распределили меня преподавателем философии в МГТУ имени Баумана. МГТУ находится рядом с Елоховским кафедральным собором. И, выходя из метро «Бауманская», я заходил в Елоховский собор, молился, а потом шел читать лекции по философии студентам московского вуза.

Даже, помню, был какой-то праздник, и после лекции я предложил студентам: «Ребята, вы ýчитесь рядом с таким местом и никогда туда не заходили. Давайте зайдем?» Я их завел в собор человек двенадцать.

Там шла служба, и вел эту службу Патриарх Московский и всея Руси Пимен. Ребята вошли, народу было в соборе мало. Это сейчас много, тем более когда патриарх службу ведет, а тогда народа было мало. Мы все вошли, молодые, простояли часа, наверное, полтора. Никто не шелохнулся. Кто-то перекрестился. Большинство не крестились. Просто стояли и слушали. Потом разошлись кто куда.

Правда, через неделю меня вызывали в партком и спрашивали: «Александр Иванович, что вы делаете?» А я отвечал: «В рамках спецкурса рассказывал студентам о мировых религиях, о христианстве, и в качестве ознакомления привел в храм – показать службу патриарха Пимена, который является участником Великой Отечественной войны, имеет ордена и медали от государства, светские, не церковные».

Патриарх молчал и молился за ту страну, которая на него нападала

Когда я только начинал преподавательскую деятельность, был еще человеком молодым, и меня даже путали со студентом. Были такие случаи.

Помню, как я ехал в Загорск. Рано утром вставал, ехал в лавру, молился там, пил святую водичку, а вечером возвращался обратно. Когда приезжала ко мне мама, я ее тоже вез с радостью в лавру. Ловил себя на мысли: когда патриарх ведет службу, то перед ним тысячи верующих, и он не может их дифференцировать, воспринимает их как паству, а я воспринимал его как личность, смотрел в его глаза, и мне казалось, что он тоже смотрит на меня, и от этого я испытывал такие сильные ощущения. Глаза у него были добрые и кроткие.

Я ни разу не был на службе у патриарха Алексия II, а вот с патриархом Пименом очень часто рядышком стоял. А один раз я даже прикладывался к кресту и поцеловал ему руку. И народа было мало. Он мог с каждым пообщаться. Вот это отличало его. Он был молчалив, немногословен. Читались в его глазах прощение и любовь.

Сколько было гонений в тот период на Церковь и на ее служителей, нападок от разных богоборцев. Они трещали, а патриарх на них не реагировал. На все нападки в прессе он не реагировал. Патриарх смиренно, молча, с грустью и добротой в глазах выслушивал все нападки и молился за нашу страну. Молился за наше Отечество. Не встревая ни в какие передряги, ни во что светское. Он никогда не отвечал ни на какие выпады в свой адрес. Он молился за ту страну, которая на него нападала. А еще в глазах у него были и грусть, и смущение за этих людей. Ему было стыдно за них, ибо в его глазах читалось: «Не ведаете вы, что творите».

Душа просто открывалась и отдыхала

Когда в храм входишь – там такая тишина, такое умиротворение. Душа просто открывалась и отдыхала. Я когда выходил в институт или на партсобрание, был в какой-то капсуле, а когда находился в храме, душа открывалась ко всему: к слову Божию, иконе. Между образом и мной горела свеча. Она соединяла мою душу и душу святого.

Единственная библиотека с уникальными духовными книгами была при кафедре атеизма