И после пения царь приказал архимандриту покоить головщика пивом и медом, чтобы упился и проспал заутреню. А заутро праздник Ивана Богослова, и бысть бдение. И как отдали часы дневные, царь пошел подслушивать. В келье они крылошены играют, все пьяны, масло колотят. И тот головщик с ними. И царь, идучи, без архимандричьего благословения приказал благовестить. И пришел царь, а головщик стоит на крылосе чинно. И царь пришел, сотворил молитву и говорит: «Чернец, бес ли ты или человек? Теперь о тебе сказали пьян, а ты на крылосе стоишь!» И старец рек: «Бес-де не может от зла к добру, а человек преложен естеством и самопроизволен, может себя преложить от зла к добру и от добра ко злу». И на другой день государь после стола глядел сквозь оконницу, а тот головщик идет с погреба сам-друг со старцем, а несут по кувшину пива. И как оказались против окна, начали драться. И один от другого побежал, а тот ему бросил вслед кувшин — и кувшин разбил, и пиво пролил. И царь был светел. И те старцы один другому говорил: «О чем дралися?» И другой говорит: «Не сведаю, о чем». И паки один возрев на церковь и рек: «Пресвятая Троице, помилуй нас», — все до конца. И по сем прощение полное получили, и пошли.
И царь пошел из монастыря и приказал беречь его архимандриту. И старца призывает к столу в Александрову слободу: а быть ему ни конным, ни пешим, ни в платье и ни нагим. И тот старец пошел с крылошанами. И как будут близ слободы и двора церковного, велел себя обернуть всем старцам сетями, и друг друга нести на закорках, переменяясь. А царь смотрел сверху. И дивился царь старцеву разуму и велел за столом посадить и дать всем им ложки такие длинные, что нельзя самому себе их ко рту поднести. И начали старцы есть, друг другу чрез стол в рот подавать. И царю сказали, и царь дивился разуму его. И после многих кушаний велел царь спросить: «Сыты ли?» И они сказали: «Сыты-де». И велел государь принести к ним пирог свой царский — и они его весь съели. И царь приказал: «Как-де вы, старцы, лжете: сказав сыты, — а пирог весь съели?» А головщик говорил: «Как-де бывает хоромина полна людей, а царь идет и молвит: «Всем тесна, а царю пространная дорога». И так-де и пирог царский».
И царь его призвал к себе и говорит: «Чернец, чем жаловать тебя архимандриту?» А он отвечал: «Государь, немного старцу надобно, только три вещи: тепло, мокро и мягко». И бояре дивились, что говорит нелепо пред царем.
И государь говорил: «Впрямь-де он просит теплую келью, и питья нескудного, и мягкого хлеба». И приказал его архимандриту жаловать наипаче всех. И опять пошли крылошане в монастырь, а государь царь Иван Васильевич остался во Александровой слободе.
Повесть о разуме человеческом
☨Был в древние лета в татарской орде некий царь по именем Сламгирей, жесток и немилостив и сребролюбив паче меры, а лжи не любил. И был у него некий вельможа, ближний человек, а у того два сына: большой был сын дороден и богатырь, да глуп; а меньшой сын был рождением худ и ростом мал, да разумен, и у царя он был ближний человек, и звали его Алтын — Золотое Слово. И так он был разумен — что за всякое слово царь ему давал по триста алтын.
Случилось ему поехать к себе в улус, а большой его брат поехал на лов зверя гонять, да, приехав с поля, почал царю сказывать: «Государь царь вольный человек, ездил я на лов и убил оленя в правое ухо, и вышла стрела в левое ухо да в заднюю в левую ногу, в копыто». И царь удивися и начал ему говорить: «Как-де ты так говоришь, что не станется. Как тебе так убить?» И начал царь на него кручиниться, и собор почал у царя о том быть, и приговорили его все ближние люди казнить смертью, за то что царю он солгал. А у них в обычае так: кого уличат ложью, того казнить смертью. И царь велел его казнить, а за ним послал пристава.
А навстречу ему из улуса едет брат его Алтын — Золотое Слово. И он ужаснулся, что брата его ведут казнить, и начал расспрашивать пристава да и брата, за что его царь велел казнить. И пристав ему сказал: «Велел-де царь его казнить за то, что он уличен во лжи. И дело ему сказал». И Алтын — Золотое Слово начал говорить приставу: «Пожалуй, не пролей напрасной крови до той поры, доколе я царевы очи не увижу, а брат мой не солгал, а по глупости не умел рассказать царю».
Пошел Алтын — Золотое Слово к царю, начал ему бить челом: «Государь царь вольный человек, пощади холопа своего — брата моего, не вели напрасно крови пролить. А брат мой тебе, государю, не солгал, только по глупости не умел рассказать. Тебе, государю, ведомо, что он дороден и богатырь, да глуп. А то он тебе, государь, не солгал. Дело же было так. Случилось ему подъехать к оленю; а олень, стоя в болоте, обивал левою ногою от левого уха мух и мошек. И он, подъехав, его застрелил в правое ухо, а стрела вышла левым ухом и копытом вон». И царь начал говорить: «Станется-де так. Он-де мне не умел рассказать, а мне то стало за кручину». И царь его пощадил, не велел казнить.