Правосудие Бешеного

И Говорков решил для себя окончательно, что раз так жизнь распорядилась и в его руках оказались документы, которых все боятся и бегут от них как черт от ладана, то он сам свершит правосудие над преступниками. Он будет вести его не по официальным законам, а по законам своей совести и чести.

Теперь, когда Говорков все для себя решил, у него развязались руки, и Савелий принялся обдумывать, с чего начнет...

XVII

Сходка

После публикации статьи, написанной с использованием материалов Сергея Петровича Малютина, Александр Бернштейн взлетел на новую вершину славы. Его часто начали приглашать в качестве эксперта по "политическому криминалу" (этот термин придумал сам Александр) на разные телепередачи, "круглые столы" и симпозиумы. Несколько раз Бернштейн даже съездил за границу, где читал лекции о политическом криминале в американских и немецких университетах.

Сейчас Александр готовил очередной сенсационный материал. Его шефы из отдела тайных операций ФСБ обещали ему подкинуть кое-что "интересненькое" из нужных ему документов.

Как всегда в таких случаях, Бернштейн лично не встречался с сотрудником спецслужбы, а приезжал в указанное ему по телефону место и забирал из тайника подготовленный для него пакет. Обычно пакет был завернут в грязную промасленную газету или выглядел как пакет с мусором. Бернштейн частенько думал по этому поводу:

"Прямо как по Фрейду ребята действуют - моральную нечистоплотность документов оформляют как настоящую грязь. Наверное, они где-то правы: грязь, в каком бы виде она ни была, все равно остается грязью. В грязной информации можно так запачкаться, что потом долгие годы невозможно будет отмыться... Ну, а я - типичный ассенизатор, говночист по-простому или, как меня именуют те, кто подкидывает мне документы, "сливной бачок". О'кей, я и сам не претендую на большее. Меня знают, меня боятся. Через пять лет я буду сидеть на посту главного редактора какого-нибудь солидного иллюстрированного журнала и с улыбкой вспоминать то время, когда я своим пером разгребал чужое грязное белье и портил многим известным людям жизнь..."

Обещанных "остреньких" материалов Александр ждал долго и с большим нетерпением. И вот сегодня в конце рабочего дня, когда он уже собирался домой, ему позвонили, сказали условную фразу и назвали место "закладки". Он хорошо помнил его, один раз уже брал там материалы.

Бернштейн подъехал к законсервированной стройке и уверенно подрулил к месту очередной "закладки". Он вышел из своей новенькой сверкающей иномарки и, перепрыгивая через кучи строительного мусора, направился к остову какого-то не то недостроенного, не то уже развалившегося сооружения. У косо стоящего столба с толстым, провисшем почти до самой земли электрокабелем был установлен электрораспределительный металлический шкаф. Несмотря на то что дверца его была приоткрыта, Александр приложил немало усилий, чтобы пошире раскрыть ее.

Издав противный скрип, проржавевшая дверца шкафа раскрылась, и он увидел между двух медных шин главного рубильника небольшой сверток. Он, как и обычно, напоминал завернутую в старую газету жирную селедку.

Бернштейн презрительно усмехнулся:

- Да, у чекистов фантазия работает что надо. Горазды они на выдумки! Каждый раз такое место находят, что можно целую эпопею написать, "Одиссею"...

И сама стройка, и вся окружающая обстановка выглядели так запущенно и убого, что Александру и в голову не пришло проверить, есть ли напряжение в кабеле или нет, тем более что в прошлый его приезд сюда все было нормально.

Бернштейн протянул руку к свертку и потянул его к себе. Сверток коснулся своими промасленными боками обеих шин, между ними проскочила ослепительная электрическая дуга, и газета сразу же вспыхнула от мощного разряда.

Бернштейн почувствовал, как по его правой руке, в которой он держал сверток, будто сильно ударили чем-то вроде молотка; его тело содрогнулось, он резко дернулся, а потом, теряя равновесие, машинально уперся локтем прямо в обнаженные контакты...

Из небольшой лужи, в которую Александр наступил своим модным ботинком, взметнулся пар, а из распределительного щитка веером посыпались искры. Одновременно запахло горелой бумагой, паленым мясом и озоном. Бернштейну досталось основательно: пальцы его правой руки обуглились почти до костей, глаза выкатились из орбит, в них полопались мелкие кровеносные сосудики на радужной оболочке, язык посинел и вывалился наружу.

Наконец где-то сработала автоматика, предохраняющая сеть высокого напряжения от замыкания: врубился реле-автомат, и в рубильнике на заброшенной стройке моментально отключилось напряжение.

Но Бернштейна это уже не спасло. Он умер в первую же секунду. Его сердце, ожиревшее от сидячего образа жизни, не выдержало мощного удара током высокого напряжения и остановилось. Александр рухнул в лужу под электрораспределительным шкафом. Рядом с его мгновенно почерневшим, обугленным телом медленно догорали в щитке старые газеты, которые Бернштейну подложили вместо обещанных документов.