– Вы будете выступать в качестве обвинителя со стороны Короны? – спросила я. Несмотря на то что в Империи уже существовала система странствующих Правосудий, большинство судебных заседаний по уголовным делам все же проходило без их участия. Вместо этого представители закона с каждой стороны – Короны и обвиняемого – рассказывали свою версию дела присяжным – группе избранных обывателей, – и эти люди решали, виновен подсудимый или нет. Местный лорд или страж закона присутствовал на заседании в качестве судьи; он должен был следить за тем, чтобы суд проводился в соответствии с сованскими законами, и он же выносил приговор, если обвиняемого признавали виновным.
Присутствие Правосудия, который одновременно являлся и обвинителем, и защитником, и судьей, и палачом, создавало для судов неловкую ситуацию, в которой они и вся их власть становились в какой-то степени не нужны. Поэтому Правосудия старались держаться периферийных районов Империи, где судебная инфраструктура была развита слабо или отсутствовала вовсе и где они могли разбираться с преступлениями на месте.
И все же по закону Старшинства ничто не мешало Вонвальту взять на себя роль обвинителя, и он воспользовался этим правом. Это, по крайней мере, означало, что суд завершится очень быстро. Меня злило, что трое подсудимых вообще утруждали себя борьбой перед лицом столь неопровержимых доказательств.
Вонвальт кивнул.
– Присяжные решат, виновны все трое или нет, и потому я должен убедиться, что хорошенько их обработаю. Достучусь до каждого, покажу, что вина неоспорима. Не переживай, Хелена, мы уже очень скоро отправимся в Сову.
– А что они сказали? – спросила я. До меня вдруг дошло, что, хотя мне многое было уже известно, я все же не знала, в чем именно сознались эти люди. Меня внезапно переполнило любопытство. – Что они замышляли? Вогт, Бауэр и Фишер?
Вонвальт улыбнулся мне.
– Это ты сможешь узнать послезавтра из моей вступительной речи, – сказал он. Он передал мне лист пергамента со списком прецедентов. – В здешнем хранилище довольно обширная библиотека законов. В основном там представлено торговое право, но у них есть несколько относительно свежих томов по уголовным прецедентам. Будь добра, принеси их мне и начинай выписывать то, что имеет отношение к нашему делу. Поторопись, Хелена; нам предстоит проделать большую работу.
Мы трудились весь день до позднего вечера. К тому времени, когда мы оторвались от дел, чтобы поужинать в ближайшем трактире, ворота уже закрылись на ночь, и в городе стало холодно и тихо.
Мы сели в общем зале трактира. Брессинджер присоединился к нам за ужином, а сэр Радомир подошел позже, чтобы выпить. Через несколько часов с тяжким вздохом ушел спать трактирщик, уставший и недовольный, что мы задержали его допоздна. Позже, когда огонь в камине уже почти догорел, мы четверо все еще неспешно попивали из больших кружек дешевый болотный эль.
– Клянусь Немой, – сказал Брессинджер, когда я закончила пересказывать обвинения и чем они грозили каждому подсудимому. – Ум у тебя острый, как клинок. Да и последние месяцы наверняка неплохо его отточили.
Я улыбнулась и отпила, пытаясь принять скромный вид. Впрочем, я понимала, что он прав. Это дело мне подходило. Я никогда прежде не принимала участия в подобном судебном процессе, где бы рассматривались такие тяжкие преступления и доказательства были столь весомыми. А еще в городе только и говорили, что о суде. Для местных он стал ярким событием. По сованским законам, публику пускали на все судебные заседания, за исключением тех, которые касались государственных тайн; и, судя по разговорам в тавернах, этот суд должен был стать настоящим представлением. Я даже слышала, что некоторые торговцы решили повременить с отбытием, лишь бы посмотреть на Правосудие в действии.
– Ты не волнуешься, что тебя вызовут давать показания? – спросила я его. Поскольку мы трое были свидетелями, сованские законы требовали, чтобы каждый из нас изложил свою версию событий перед присяжными.
– Тьфу ты, – сказал Брессинджер, отмахнувшись от меня. – Я уже дюжину раз их давал, пока служил сэру Конраду. Мне это нипочем, всего лишь часть работы. Пусть эти хлыщи попытаются найти в моих словах хоть какую-то лазейку.
Я сжала и разжала ладони.
– А я волнуюсь, – признала я. – Мне даже хочется перед выходом немного выпить вина.
– Даже не думай, – резко сказал Вонвальт. – Так ты дашь защите повод придраться. Ты должна сохранять ясность ума. И не торопись, отвечая на вопросы. Удивишься, но подловить кого-либо очень легко. Одно дело – наблюдать за тем, как допрашивают свидетеля, и совсем другое – оказаться на месте допрашиваемого.
Дверь распахнулась, и мы обернулись. На пороге стояла Правосудие Августа. По залу прошелся крепкий, прохладный сквозняк. Августа закрыла за собой дверь и скинула плащ. Ее глаза были красными, выглядела она осунувшейся и уставшей. От нее исходила почти неосязаемая сверхъестественная сила.
– Трактирщик уже ушел, – неуверенно пробормотал Брессинджер. – Можете сами налить себе эля.