Правосудие королей

За десять минут быстрой ходьбы мы добрались до площади. Там, как и распорядился Вонвальт, уже возвели виселицу. Небо над нами было темным, его затянули раздутые черные облака, и до нас доносились раскаты грома. Несмотря на погоду, здесь собралась огромная толпа, и в воздухе висело ощутимое напряжение и предвкушение зрелища.

Мы начали пробираться через толпу. Никто не осмеливался кричать на нас, хотя многие сердито и возмущенно ворчали нам вслед. Я этого почти не замечала. В моей голове боролись за внимание мысли о прорицаниях и загробной жизни. Мне подумалось, что такая погода – это проявление божественного недовольства, но разве могли изначальные боги быть недовольны тем, что должно было произойти? Вонвальт всегда верил в Естественный Закон – в идею о том, что правила морали и этики абсолютны и не зависят от законов, принятых человеком. Если это действительно было так, то Вестенхольц по любым меркам заслуживал смерти. Возможно, ответ крылся в трудах Правосудия Кейна и его теории Связанности. Несмотря на то что сейчас мы могли насладиться мщением, решение казнить Вестенхольца могло оказаться неправильным по неким объективным причинам. Возможно, оно толкало нас на тот временной путь, который вел к гибели Аутуна. И тогда, может быть, боги не проявляли свое недовольство, а предупреждали нас?

Или же в тот день просто стояла отвратительная погода.

Вонвальт не дал мне особых указаний, куда становиться, поэтому я встала рядом с ним на эшафоте. Вскоре к нам присоединились сэр Радомир и лорд Саутер, первый – с чувством мрачного предвкушения, а второй – с крайне жалким видом. Несколько месяцев назад реакция лорда Саутера удивила бы меня, но за это время я изменила свое мнение о нем. Он оказался не только человеком чести, но и трусом. Его мягкий подход был порожден не желанием поступать правильно, а слабыми моральными устоями. Как он желал поскорее избавиться от нас, так и я желала поскорее избавиться от него. После моего отъезда из Долины нашим дорогам больше было не суждено пересечься.

Вскоре после того, как мы поднялись на платформу, толпа громко заулюлюкала, и я, резко повернувшись, посмотрела в конец улицы. Там я увидел Вестенхольца, которого вели на эшафот двое дюжих помощников палачей и неманский священник. Бывший маркграф шел довольно послушно – ведь разве у него был иной выбор? – но, увидев виселицу, он начал упираться. Я видела, как он напрягся, сопротивляясь. Затем он что-то закричал, но то не были бредни человека, сошедшего с ума от страха. Казалось, что Вестенхольц был чем-то разгневан.

Я наклонилась к Вонвальту и негромко спросила:

– Что это с ним?

Вонвальт не посмотрел на меня, но его лицо было мрачным.

– Он был дворянином. И станет требовать благородной смерти.

– По закону?

Вонвальт кивнул.

– Да.

– И какая смерть ему полагается?

– От меча.

– Но вы его повесите?

– Я его повешу.

Казалось, будто мы снова оказались на Хаунерской дороге, и Вонвальт шагал к храмовнику, готовясь снести ему голову с плеч и тем самым нарушить закон. Его сегодняшний проступок был не столь значительным, но все же противозаконным… и мелочным. От него разило мстительностью. Возможно, я была наивна, раз ждала чего-то иного.

– Но если закон гласит…

– Успокойся, Хелена.

Я замолчала. Разве я могла что-то сказать? Разве я могла что-то сделать? Даже будь у меня возможность вмешаться, я точно не собиралась бросаться вперед и отрубать Вестенхольцу голову. Я сомневалась, что у меня вообще хватило бы на это сил. И как бы нелепо это выглядело: секретарь Правосудия выхватывает меч и обезглавливает осужденного.

Нет. Мне пришлось просто стерпеть это, как и многое другое. Я могла озвучить свои сомнения позже, но тогда время было неподходящим. Ни один житель Долины не стал бы возражать против повешения Вестенхольца. Более того, многие из них предпочли бы куда более длительную казнь. Я лишь надеялась, что Вонвальт вешал Вестенхольца, следуя какому-то принципу, возможно, в качестве наказания за нарушение присяги, а не ради того, чтобы доставить удовольствие толпе. Первое я могла бы понять, пусть мне это и не нравилось; последнее же привело бы Вонвальта к пустому популизму, что совершенно противоречило сованской законной доктрине.

– Я имею право на благородную смерть, – брызгал слюной Вестенхольц. Страх, который Вонвальт вселил в него в тюрьме, снова уступил место гневу.

– Вальдемар Вестенхольц, – сказал Вонвальт, не обращая на бывшего маркграфа внимания. Его голос гремел, как раскат грома. – Двадцать восьмого дня Эббы вы ввели в Долину Гейл войско собственных дружинников. Безо всякой законной причины в мирное время вы убили и стали причиной гибели множества подданных Императора. Посему я обвиняю вас в убийстве и в государственной измене.

Я также обвиняю вас в убийстве или подстрекательстве к убийству сэра Отмара Фроста, леди Кэрол Фрост и других жителей деревни Рилл, находившейся в провинции Толсбург, неизвестного числа месяца Госса.