Детектив задумался. Уран молчал, стоял спиной к детективу, но чувствовал, что тот вот-вот догадается. Он поднял голову, когда услышал дальнейшее рассуждение:
- Ты не отрицаешь вину. Вину за смерть и отца, и девочки. Вот почему тебе кажется, что твоё место в тюрьме. Ты считаешь себя виноватым в их смерти. Я прав?
Уран резко развернулся. На лице его играла ехидная улыбка, какая недавно красовалась на лице Йонаса, а в глазах стояли слёзы. Он развёл руками:
- Браво, Андрей Пешков, вы снова замечательно сделали свою работу. Да, всё дело в вине. Рады? Нет, по лицу вашему вижу, что сейчас вы будете размышлять, почему же я чувствую вину. Не перед отцом, а перед девочкой. Не затруждайтесь, я расскажу. Теперь я понимаю, как вам нравится разгадывать загадки и лезть в самую суть всех дел.
Восемь лет назад. Вы думаете, что меня просто так подозревали в её смерти? Нет. Был свидетель, который видел меня с ней. Не смотрите на меня так, он всё равно ошибся. Ну, в какой-то мере. Это был обычный вечер, когда я шёл встречаться с Лизабет. А навстречу мне шли два человека. Это был мужчина, чьего лица я не видел, потому что он его хорошо спрятал под плащом и шляпой. А за руку он вёл рыдающую девочку, двенадцатилетнюю девочку, которая вырывалась и просила, даже умоляла, пустить её домой. Но я ничего не заподозрил. Я просто прошёл мимо, думая о чём-то своём.
Скажите мне, детектив, что я должен был чувствовать? Вы можете себе представить, что творилось у меня в голове, когда я на следующее утро услышал в новостях об этом убийстве? Все приметы подходили. Только вчера я мимолётом глянул в эти детские, живые и мокрые глаза. Мне казалось, всего-навсего каприз ребёнка, как это обычно бывает у детей. Да, конечно! Вот этот ребёнок, изнасилованный, убитый, брошенный в каком-то недостроенном доме. А ведь если бы я обратил внимание, я бы смог спасти невинную жизнь, которая даже толком распуститься не успела…
Тогда я решил, что мой долг – найти убийцу. Но у меня не было полномочий вести расследование. Тогда я попросил отца, чтобы он взялся за дело, а меня держал в курсе событий. Прошло несколько дней, но никаких улик не попадалось. В один день Лизабет позвонила мне, попросила, чтобы я переночевал у неё. Она хотела сказать мне что-то важное. А потом, как назло, пришёл отец, и попросил меня этой ночью остаться дома, толком не объяснив причину. Мы повздорили. Это естественно, что я выбрал Лизабет. Её новость действительно была важна – она ждала от меня ребёнка. А потом позвонил отец. Мы тогда уже спали, но что-то меня разбудило, хотя телефон был поставлен на бесшумный режим.
Он просил меня срочно приехать. Что-то важное узнал, связанное со мной. Я, ничего не подозревая, направился домой. А дома меня уже ждало тело ещё одного человека, жизнь которого я мог бы спасти, подумав о других, а не о себе. Я был жестоко наказан за свой эгоизм. В тот момент я забыл про всякую осторожность. Я подошёл к отцу, толкал его, пытался разбудить. Испачкавшись его кровью, я схватился за орудие убийства, валявшийся рядом – собственный пистолет отца. Я оставил много следов, из-за которых всё подозрение и пало на меня. А когда об убийстве Антона Алайва начало вещать телевидение, показывая и моё лицо, позвонил тот умник и сказал, что видел меня с убитой девочкой. Он как раз жил в том дому, рядом с которым мы периминулись: я, девочка и её настоящий убийца.
Всего этого было предостаточно. Они посадили меня за убийства, а я сел за то, что не предотвратил их.
Уран закончил свою речь. Он тяжело дышал, но, замолчав, сумел совладать с собой. Всё сказанное взволновало ещё больше, чем тогда, когда происходило. Андрей вслушивался в каждую мелочь, теперь же он стоял, анализируя услышанное:
- И ты так просто отказался от всего, особенно от беременной девушки? Ты ведь и её наказал. Она чуть не кончила жизнь самоубийством.
- Я абсолютно ничего не мог изменить, - чётко выговаривая каждое слово произнёс Уран. – Я с ней даже связаться не мог. А при тех обстоятельствах. Очень её понимаю, но всё же. Я убил в себе всё, всё мне стало безразлично. Был один случай…
Цикл II-X
Три года назад, ко мне в камеру привели нового заключённого. Я узнал его сразу. Помню его на суде - глаза, растерянные, лишённые жизненного огонька; низко опущенные плечи, не выдержавшие горя. Это был отец той девочки. Когда его ввели в камеру, выглядел он уже по-другому. Я понял, что им движет месть. Он тоже тотчас меня узнал, и злая радость блеснула на его лице. Тогда-то я и понял, что мой конец пришёл.
Весь день он молчал, ни с кем не разговаривал. В принципе, как и я. Но я знал, что это лишь затишье перед бурей. Что ночью всё изменится. Так и случилось. Я лежал на своей койке, равнодушный ко всему, терзаясь в собственной тюрьме моей души, и уже начал засыпать, когда вдруг что-то сдавило мне горло. Это были руки моего сокамерника, тяжёлые, цепкие и очень сильные. Он душил меня, но я даже не дёрнулся. Только шёпотом произнёс: «Я не убивал её».