Государство тоже имеет свою точку зрения на психическое расстройство как общественно значимую категорию. Она меняется по ходу истории в зависимости от того, какая доктрина (изоляции, защиты личных прав, реабилитации) преобладает в социальной политике.
Судебная психопатология конца XIX в. по сути мало отличается от криминальной психологии. Она до предела насыщена описанием индивидуальных особенностей людей, совершивших то или иное антиобщественное деяние. Литературное мастерство представленных наблюдений выше всякой критики. Образы и сейчас стоят перед нами как живые, не оставляя ни малейших сомнений, кого именно видели в своих больницах или на судебных процессах корифеи того времени. Портреты «патологических лгунов», «мошенников», «морально дефективных лиц» в учебниках Э. Крепелина, Э. Блейлера, Крафт-Эбинга и сейчас могут претендовать на место в криминологической литературе.
С тех пор прошло больше века. Правительства разных стран за это время существенно ограничили возможности насильственного психиатрического вмешательства в частную жизнь людей, обуздав стремление к «коррекции поведения», «превентивному наказанию аномальных», «неоправданному расширению лечебно-исправительной практики», «педологической дифференциации образования» и т. п. Тем не менее, новейшая классификация психических и поведенческих расстройств, принятая в 1987 г. Всемирной организацией здравоохранения ООН, все-таки включает в себя «
В нашей стране реликтовые формы использования психиатрии в целях социальной политики встречаются до сих пор. Например, в детской психиатрии остается «синдром (?!) ухода из дома и бродяжничества».
Лишь к концу XX в. тенденция объявлять все аномальное патологическим пошла на убыль. В социальной политике возобладала доктрина интеграции в общество каждого, кто в нем проживает (вспомним принципы Всеобщей декларации прав человека и гражданина: свобода, равенство, братство). Сменились акценты и в юриспруденции.
В роли исходного представления о психическом недостатке выступает общечеловечески понятный признак
Специфическая черта психопатологической беспомощности состоит в уменьшении, искажении или исчезновении
Оказавшись под влиянием неподвластных его сознательной воле сил, беспомощный человек попадает в разряд нуждающихся в социальной защите со стороны государства и социальной поддержке со стороны общества. Он может претендовать на снижение ответственности за действия, которые влекут за собой ее появление, и надеяться на помощь в представительстве своих интересов. Соответственно на него могут распространяться установленные законом социальные ограничения. Рассмотрим психопатологическое содержание этих юридических категорий.
Потребность в социальной поддержке и защите
возникает как нормальное и обычное следствие ущербности. Уверенность людей в доброжелательном отношении общества и готовности государства защитить человека, попавшего в беду, столь же естественна, как сам способ цивилизованного существования. И мораль, и этика правовой культуры основаны на принципах милосердия, провозглашенных, декларированных и принятых к исполнению мировым сообществом.Тем не менее, возможности социальной поддержки не безграничны и ее нерациональное использование небезопасно. История знает времена, когда под влиянием христианской церкви некоторые народы пытались расширить благотворительность, вынеся ее за разумные пределы, за что были наказаны. «Язва нищенства» так подорвала материальные и нравственные устои, что государства вынужденно направили силу принуждения против социально неприспособленных лиц. Потребовалось немало усилий, чтобы уравновесить претензии на общественное милосердие с обязанностью подчиняться разумной воле государственного регулирования. Постепенно установились критерии, определяющие официальный статус лица, нуждающегося в социальной защите.
Александр Григорьевич Асмолов , Дж Капрара , Дмитрий Александрович Донцов , Людмила Викторовна Сенкевич , Тамара Ивановна Гусева
Психология и психотерапия / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Психология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука