Правозащитник

– Ты не понимаешь, что происходит в моей душе… я считал себя всеведущим, раз я вижу некоторые картины будущего, они словно мозаика… калейдоскоп, состоящий из множества малейших деталей, мелочей, подробностей… и каждая из них несет в себе опасность… и я борюсь с нею, я могу выиграть, если предвижу ее. Но в этот раз я не смог распознать… не смог понять… события словно наложились друг на друга.

– Теперь бесполезно об этом говорить. Что Вы намерены делать с детьми? Возьмете с собой?

– Придется. Я вынужден, другого выхода нет… По приезде придется найти им приемную семью.

Белосельский обернулся и посмотрел на заднее сиденье. Девочка спала в объятиях брата. Милош глядел вперед, но его глаза, казалось, ничего не замечали, а созерцали предметы безучастно.

Виталий снова закурил, потом бросил и выругался.

– Если вернемся в Москву без дальнейших приключений, то это будет поистине чудо.

Затем он принялся рассказывать армейские истории.

Белосельский не слушал, а время от времени поглядывал на детей.

Глава 10. Возвращение

– Входи, Ива, – Белосельский наклонился, взял девочку за крохотную ладонь и слегка подтолкнул к красивому белому портику, – я здесь живу. Пока ты с братом будешь жить в этом доме.

– Она не говорит с того дня, – ответил по-сербски Милош. Он обнял сестру и прошептал ей что-то на ухо.

Была уже глубокая осень. Ветер безжалостно терзал волосы Ивы. Ребенок послушно переступил порог и с опаской оглянулся. Затем он слегка подтолкнул сестру.

– Входите же, – не выдержал Виталий.

Белосельский многозначительно посмотрел на своего «цербера» и тот ушел во двор курить.

– Ово је твоја кућа?[1] – спросил Милош.

Дети осматривались осторожно, точно ожидали неведомую опасность.

– Да, но скоро я уеду. Здесь, скорее всего, будет приют, этот дом слишком велик для меня, тем более что я скоро женюсь и уеду.

– Вы оставите нас?

– Послушай, Милош, – произнес серьезно Белосельский, – садись сюда… По-сербски я не говорю, могу по-английски, но лучше по-русски, потому что ты меня понимаешь. Я сделал все, что было в моих силах. Но я… я хочу вам помочь… тебе и твоей сестре… Вам подберут семью, где займутся вашим воспитанием. Вам не будет плохо… о вас будут заботиться.

В это время Ива подняла свои ласковые, полные слез доверчивые глаза на молодого человека.

– Останься с нами, – произнесла девочка таким тоном, что сердце Алексея дрогнуло.

На его глаза навернулись слезы.

– Послушай, Ива, я… я не могу с вами остаться… Я для вас никто… я вскоре уеду… вся моя жизнь будет посвящена внезапным отъездам. Тем более я скоро женюсь… но это неважно. Вас я не оставлю… клянусь.

Он закрыл лицо руками.

– Если бы я знал, что так получится… Вы должны были быть с вашими родственниками, перейти границу… это я виноват… один я. Простите меня… мне никогда не искупить вины. Но я не оставлю вас на произвол судьбы… я клянусь в этом! Те люди, которые виноваты в вашем несчастье… они понесут наказание.

– Эээ, – протянул Виталий.

– Пройдут годы, – прошептал Белосельский, – но я найду этих людей!

– Вы так молоды, – возразил Виталий, но Белосельский посмотрел на него таким горящим взором, в котором пламенела несгибаемая сила воли.

Немного погодя молодой человек успокоился.

– Сила, что есть во мне, клокочет и бушует. Иногда мне кажется, что я сам едва умею управлять ею, а иногда, что она управляет мной.

– Тем более что… – подхватил Виталий.

– Что?

Виталий запнулся.

– Простите, шеф, но ведь я сам видел, как он разрядил в Вас всю обойму… Вы…

– Сейчас не время об этом! – надменно ответил Белосельский и вновь приблизился к детям, которые по-прежнему сидели на бархатной оттоманке.

– Вы поживете здесь… до того момента, пока приемная семья вас не заберет. Кому попало я вас не отдам.

И затем прибавил другим, более мягким тоном:

– Прикажи подать ужин, самый изысканный!

– А Вы, шеф?

– Я присоединюсь, но чуть позже… с некоторых пор у меня пропал аппетит… особенного после всех тех событий. Но ты прав, не будем расстраивать еще больше Иву и Милоша!

Виталий вздохнул и велел принести ужин в гостиную.

* * *

– Ты хочешь роскошную свадьбу?

– Ну конечно, – Елена обнимала его за шею и Белосельский ощущал ее жгучие губы, – самую роскошную в мире.

Ночная Москва расстилалась перед ними. Тусклый свет огней сменялся более ярким, но затем опять мерк, и вновь возрождался… Дорога иногда кажется бесконечной, если не видишь ее конца. Белосельский остановил машину у симпатичного, на первый взгляд, ресторана.

– Твой «Аргус» за нами не следит? Меня это несколько утомляет.

– Нет, на данный момент нет, но все равно он где-то поблизости.

– Так будет и после нашей свадьбы?

– Весьма вероятно.

– А если я буду против такого явного вмешательства в нашу жизнь?

Белосельский усмехнулся.

Она вошли. Столик был заказан, и Алексею и его невесте отвели лучшее местечко.

– Я улавливаю скрытое недовольство в твоих словах.

– Я ненавижу, когда за нами следят. Я не шучу. Я вполне серьезно. Это как если бы за мной все время подсматривали.

– Но видишь ли, Лена, ты же знаешь, кто я… и кем собираюсь стать!