Правозащитник

— Теперь насчет баловства. Давай сразу договоримся так — я сейчас говорю с тобой, как с взрослым мужчиной… ты ведь взрослый мужчина?

— Конечно.

Милош презабавно выпятил грудь и его ответ звучал вполне убедительно.

— Так вот, я знаю, что дети любят шалить, бегать, беситься. Это вполне нормально, и было бы странно запрещать это. К счастью, дом большой, и ты сам видишь, сколько у тебя в комнате игрушек, как и у Ивы. Разумеется, ты можешь с Ивой изучить все другие комнаты, потому что, как я сказал, это и ваш дом тоже. Но есть моя комната — спальня и мой кабинет. Туда лучше не ходить, просто я люблю у себя образцовый порядок и вообще в этом смысле я педантичен и щепетилен. Я очень вас прошу ничего там не трогать.

— Я все понял, дядя.

В эту минуту по винтовой лестнице спустилась Ива. На ней было превосходное модное розоватое платье, немного оголяющее изящные плечи. Волосы у Ивы были распущены, голубые невинные глаза по-прежнему смотрели с детской доверчивостью; она походила на доверчивую голубку, прилетевшую погреться у камина и поклевать съестные зернышки.

Белосельский поцеловал прелестную девочку в лоб и усадил рядом с собой.

— Тебе нравится твоя комната? Я велел, чтобы привезли много подарков и игрушек. Если не понравится в наших магазинах, я могу заказать в Париже.

— Мне все очень нравится, правда.

Ее голос звучал так мелодично и проникновенно, что ласкал слух своей неповторимой мелодией.

— Я как раз рассказывал Милошу распорядок дня, про обед и про ужин.

— Я не голодна, — искренне призналась Ива. — Можно я задам вопрос?

— Конечно.

— Я могу гулять в саду?

— Конечно, только лучше через несколько дней. Там еще кое-что нужно переделать. Садик небольшой…

— В нашем доме был сад…

— Да, конечно, Ива, сможешь… Только я прошу вас обоих об одном…

— Слушаю, дядя.

— В доме можете шалить как угодно, а вот в саду лучше не прятаться. То есть не играть в прятки, не взбираться на деревья. Все пространство там тщательно охраняется моими людьми. Хоть они и в курсе всего, все равно ночью туда не ходите, если вдруг вам захочется сделать ночную вылазку. Пока я прошу вас придерживаться той программы, которую я наметил…

— А потом? — внезапно спросила Ива.

— Потом, — отвечал Белосельский, — вы будете ходить в школу, а затем в институт.

— Мы уедем отсюда?! — в глазах девочки внезапно отразился испуг.

— Конечно нет.

Ива перевела дух.

— Почему ты так решила? Шофер будет отвозить вас в школу и забирать оттуда.

— Мне рассказывали о школах-интернатах, о детях, которые живут и одновременно учатся в закрытых…

— Нет, Ива! Я повторял и повторяю: это ваш дом. И не только на словах. Когда вы чуть подрастете, то поймете, почему я так говорю.

Он умолк.

— Я не очень хочу в школу, — наконец произнес Милош.

— Рад, что ты говоришь это так откровенно. Ведь мы условились всегда говорить правду. Кстати, дети, знайте, что я всегда вижу, кто лжет, а кто правдив.

— Как это?

— После одного случая в моей жизни, одного эпизода, который изменил меня, мою сущность, я могу различать правду и ложь как свет и тень. Я словно вижу это в человеке. Это трудно объяснить. Я чувствую это как ты, например, ощущаешь, как утренний луч солнца будит тебя, или как пчела, пролетая, пугает своим жужжанием… Это мой дар, и одновременно бремя… Будьте всегда правдивы. Искренность я ставлю на первое место среди добродетелей.

— А когда мы пойдем в школу?

— Я думаю, после Нового года. Пока что вы заслужили небольшие каникулы. У вас всегда будет все самое лучшее — игрушки, одежда… Когда вы станете старше, мы поговорим о других вещах… только вот…

— Только что? — пытливо спросила Ива, поправляя кокетливый шелковый бант на левом плече.

— Только давайте не ссориться друг с другом и со мной. Я знаю, это трудно. Давайте стараться не обижаться друг на друга. Уважение — это очень важное качество. И я хочу это качество привить вам. И еще одна вещь…

— Какая, дядя? — тихо спросила девочка.

— Может, конечно, это покажется немного странным, что я говорю это детям. Считается, что у вас еще сознание и мозг не совсем готовы к потрясениям, но вам пришлось вынести немало… Я дал одну клятву. Я выполню ее, когда придет время. Тот человек не уйдет от возмездия. Даже если придется ждать десять лет, я найду его.

И на лице Алексея появилось страшное, почти мрачное выражение, а глаза засверкали огнем ненависти. Впрочем, через минуту он произнес:

— И последнее, если возникнет что-нибудь совсем срочное, вот мобильный телефон. Мало ли что может быть. Вы же маленькие дети. Как сказали бы французы — «à tout hazard»[6].

— Как ты сказал? — воскликнул Милош.

— Обязательно выучишь французский, и ты тоже, Ива. Всякий культурный человек должен знать не менее двух языков.

— А сколько знаете Вы, дядя? — наивно произнесла девочка.

— Ты можешь всегда говорить мне «ты», — он погладил ее длинные каштановые волосы и прикоснулся к ним губами.

— Я еще хотела спросить про… про Елену…

Белосельский промолчал.

— Это трудно объяснить. Когда повзрослеете, то поймете.

Он встал, немного смущенно простился с детьми и вышел во двор, где его ждал верный страж.