Правый пеленг

– А ну дай прожектор вертикально, может, световое пятно увидит.

– Есть. И ракету на всякий случай пульну.

– Давай. Я у себя в кабинете.

Меньшиков положил трубку, но документами заниматься уже не мог: самолет не давал покоя. Выглянул в окно и увидел, как голубовато-дымчатый луч, словно столб, уперся в косматое покрывало, плывущее над аэродромом в семидесяти – ста метрах. Гул самолета будто бы пропал. Подполковник открыл форточку – тишина. Но чуть погодя издалека, словно с того света, донесся еле уловимый, с натужными перерывами стон моторов – самолет набирал высоту. Стон усиливался и перешел в монотонное крепнущее завывание. «А ведь это “хейнкель”, – определил подполковник. – И, похоже, снижается – заметил световое пятно».

Минуты через четыре вдруг из облаков в сторону прожектора полетела желтая ракета. Меньшиков обрадовался – наш. В эту ночь желтая ракета служила опознавательным знаком «Я свой».

Дежурный по полетам дал ответную ракету – «Принимаем». Самолет включил аэронавигационные огни и стал заходить на посадку. Зазвонил телефон, Меньшиков снял трубку:

– Слушаю.

– Товарищ подполковник, самолет заходит на посадку, радиосвязи с ним нет.

– Хорошо. Принимайте. После четвертого разворота включите прожектора.

Меньшиков не отходил от окна. Что-то в заблудившемся самолете ему не нравилось. Вечером метеоролог докладывал обстановку: всюду туман и низкая облачность, все аэродромы Южного фронта закрыты и всем полкам дан отбой полетам. Откуда же прилетел этот? Скорее всего, с севера или востока, туда циклон еще не распространился. И очень ненашенский звук – нудный, с завыванием, как у немецких. Но ракета – «Я свой» – желтая, а не красная и не зеленая…

«Приблудший» сделал четвертый разворот, встал на посадочный курс. Вспыхнувшие лучи прожекторов осветили укатанную взлетно-посадочную полосу. На самолете загорелись посадочные фары. Он снизился и вошел в лучи прожекторов. Двухмоторный, но совсем не Ли-2. Меньшикову показалось, что его силуэт очень уж похож на силуэт «хейнкеля».

Снова зазвонил телефон.

– Товарищ подполковник, фашист! – запальчиво крикнул дежурный. – Со свастикой!

– Без паники, лейтенант, – как можно спокойнее сказал Меньшиков, заодно успокаивая и себя, – сердце так зачастило, что, казалось, содрогает все тело. – Возможно, наш летчик из плена сбежал (о таком случае он слышал недавно), а может… – Что еще «может», он и сам не знал. – В общем, встречайте, но будьте начеку, возьмите автоматы. Я сейчас подъеду.

Он позвонил в автопарк и приказал срочно выслать за ним машину. К счастью, шофер эмки находился в гараже, дежурный сообщил, что сейчас он подъедет.

Меньшиков вышел на улицу. Прожектористы не выключали прожектора, и в их лучах хорошо выделялся длинный фюзеляж приземлившегося самолета, работавшие моторы, два киля. Да, это был «хейнкель». Он стоял почти посередине взлетно-посадочной полосы, молотя винтами. Вот в лучах мелькнули три фигуры. Надо бы выключить прожектора… Один из прибывших с КП полез на крыло, и в ту же секунду моторы взревели, «хейнкель» рванул с места. Вслед ему застрочили автоматы. Но что они могли сделать такой громадине! Самолет набрал скорость, оторвался от земли и исчез в темноте ночи.

Подкатила эмка. Меньшиков вскочил в кабину, крикнул: «На старт!»

Дежурный по полетам, молоденький лейтенант, недавно прибывший на пополнение, виновато доложил:

– Мы только на плоскость, а он, гад, по газам видно, на шапках звездочки увидел. Если бы знали…

«Если бы знали… Если бы да кабы…» – усмехнулся над собой Меньшиков. Надо докладывать в штаб дивизии. За то, что упустили приземлившийся фашистский самолет, по головке не погладят. Расстроенный и обескураженный, Меньшиков поехал обратно в штаб. Почему «хейнкель» произвел посадку на советском аэродроме? Заблудился? А откуда он знал сигнал «Я свой»? Совпадение? Но фашисты были наготове, моторы не выключили. Догадывались, что не у себя дома? Допустим. Но почему они кружили здесь, когда еще прожектора не были включены и никаких других ориентиров, за которые можно было бы зацепиться, не имелось? Что-то за всем этим крылось непонятное, загадочное. Ясно было одно: если фрицы рискнули на посадку, тому имелись серьезные причины. Наиболее вероятная из всех – кончилось топливо. В таком случае немцы далеко не улетят. И Меньшиков решил с докладом в штаб дивизии повременить, приказал дежурному по полетам обзвонить все близлежащие станицы и предупредить отряды самообороны о возможной посадке немецкого самолета, принятии мер к задержанию экипажа и немедленному сообщению об этом в полк.

Он сидел и ждал, листал секретные документы, но голова никакие приказы и указания не воспринимала. Мысль, что это за самолет и что за всем этим кроется, не давала покоя.

Начало светать, а ни из одной станицы из штабов самообороны, где круглосуточно дежурили комсомольцы, от зоркого ока которых ничто не укрывалось, звонков не поступало. Надо было принимать другие меры.

Меньшиков позвонил оперуполномоченному капитану Петровскому и, объяснив в двух словах суть дела, попросил приехать на аэродром.