Правый поворот запрещён

— Ее. По-моему, Елена Павловна никаких дел с кооперативом Вячина не имела. Хотя утверждать не берусь.

— Вы не знаете, в каких кооперативах Лагойда и Назаркевич?

— Кажется, вместе с Вячиным.

— Спасибо, Светлана Васильевна, — поднявшись, Скорик направился к двери.

— Что же все-таки случилось с Еленой Павловной? — робко спросила Света.

— Пытаемся понять, — ответил он, глядя ей в глаза. — У вас красивые волосы, — улыбнулся Скорик, уводя собеседницу от расспросов.

— А что хорошего? Рыжие. В школе дразнили.

— Это от зависти… До свидания…

Поднявшись этажом выше, он прошел по длинному коридору, отыскивая комнату № 27. Постучавшись, вошел. Небольшой кабинетик, скорее каморка с одним столом, два стула и дешевый фанерный шкаф с выбитым стеклом, заполненный какими-то бумагами, папками. За окном хозяйственный двор института.

Лагойда предложил сесть.

— Юрий Игнатьевич, вы с Назаркевичем в одном кооперативе?

— Да.

— У Вячина?

— Да.

— Что производит «Астра»? — Скорику показалось, что Лагойда удивился, когда он произнес название кооператива. Проявил эту осведомленность Скорик умышленно.

— Много хороших вещей, — и Лагойда перечислил.

— Вы давно знакомы друг с другом?

— Давненько.

— Друзья?

— Ну как сказать… Вроде приятели, — Лагойда был в сиреневой сорочке, рукава закатаны, сильные руки поросли до локтя светлыми волосами. Во время разговора он поглаживал правой рукой левую, порой обнажая под волосами красивую татуировку — попугая, сидевшего на кольце. Заметив взгляд Скорика, накрыл попугая ладонью. — Баловство.

Это была не мальчишеская неумелая татуировка, а исполненная профессионалом.

— Вы не знаете, когда Назаркевич вернулся из Богдановска: в тот же день или на следующий? — спросил Скорик.

— Вот этого не знаю.

— У Вячина в кооперативе есть телефон?

— Телефон-то есть, только самого Вячина нет. В командировке.

— Где?

— В Польше.

— Давно уехал? Надолго?

— Уехал… — Лагойда задумался, — по-моему, в прошлый четверг. Завтра-послезавтра должен вернуться.

— Как думаете, Юрий Игнатьевич, кто может занять место Кубраковой?

— Это уж не моя забота! Не вникаю.

— Я в том смысле, что кто-нибудь лелеял такую мечту?

— Мое дело — энергетическое хозяйство, а в сферы Кубраковой я носа не совал, мне это, как говорят, до одного места.

— До лампочки? — подмигнул Скорик.

— Можно и пониже.

— Раз так, тогда и закончим.

— Я провожу вас.

— Спасибо, не надо. Я найду дорогу…

Около пяти вечера Скорик позвонил на квартиру Кубраковым. Трубку взял брат:

— Можете приезжать. Я подготовил маму. Только вы постарайтесь без особого усердия. Сами понимаете ее состояние, — не стесняясь, предупредил он.

— Постараюсь. Я ведь к вам не в гости с балалайкой собираюсь, — в тон ответил Скорик.

— Понятно, понятно. Приезжайте…

Скорик увидел то, что и ожидал в этом доме, построенном в начале века: большие комнаты, потолки почти четыре метра, в углах изразцовые печи с подведенным газом, высокие окна с овальными фрамугами.

Кубраков усадил его на стул, сказал:

— Посидите, я позову маму.

— Одну минутку, Александр Павлович, — остановил его Скорик. — Я не собираюсь делать обыск, просто хочу осмотреть комнату Елены Павловны, письменный стол и задать несколько вопросов вашей маме. Не исключаю, что мне еще раз придется наведаться в комнату Елены Павловны для более тщательного осмотра, — избежал он слова «обыск». — Я предварительно позвоню.

— Нас здесь не будет. Я забираю маму к себе в Сокирцы, пусть поживет у меня какое-то время. Я дам вам ключи от квартиры, ключи сестры.

— Доверяете? — улыбнулся Скорик, стараясь расположить хозяина к непринужденному разговору.

— У нас воровать нечего.

— А если мне надо будет что-нибудь изъять? Без вас и понятых не смогу.

— Позвоните мне в Сокирцы заранее, я приеду.

— Куда звонить?

— Я райвоенком в Сокирцах.

— Александр Павлович, ваша сестра умела плавать?

— Очень хорошо. Она ведь родилась на Волге, в Саратове…

— Как зовут вашу маму?

— Ольга Степановна.

— Пожалуйста…

Седая, с бледным осунувшимся лицом, в длинном байковом халате, она показалась Скорику сейчас много выше, нежели тогда, на кладбище. Села напротив, положив белые старческие руки на стол, сцепив пальцы, но дрожь в них унять не могла.

— Ольга Степановна, простите мое вторжение, но что поделать, — такая служба, — начал Скорик. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Она согласно кивнула.

— Ольга Степановна, не жаловалась ли вам Елена Павловна в последнее время, что кто-то ей угрожает или преследует?

— Нет. Ее нельзя было преследовать. Она была добрый отзывчивый человек и никому плохого не могла ни пожелать, ни сделать, — тихо сказала старуха.

— Не была ли угнетена чем-нибудь?

— Нет. Наоборот. Из Германии Леночка вернулась веселая, возбужденная… Вы считаете, что ее убили? — спросила вдруг.

— Ничего определенного сказать пока не могу. Но постараемся докопаться до истины, — шаблонных фраз было не избежать. — Ольга Степановна, у вас лично нет подозрений в отношении кого-либо?

Она долго молчала, потом произнесла: