Правый поворот запрещён

— Что ж, Альберт Андреевич, у меня все. Пока все, — добавил Скорик.

— Желаю успеха, — Яловский не прореагировал на слово «пока».

Не обмениваясь рукопожатием, они попрощались…

Внизу в вестибюле за стеклянной перегородкой сидел вахтер. Это был тот пожилой человек со странным загаром, которого Скорик видел мельком дважды: впервые давно в кабинете помпрокурора, а второй раз недавно в приемной Кубраковой, когда тот принес ключи. «Сердюк Анатолий Филиппович», — вспомнил Скорик.

— Здравствуйте, Анатолий Филиппович, — поздоровался Скорик.

Вахтер поднял голову, кивнул. В руках он держал маленькую отвертку. На столе перед ним лежали какие-то детали то ли небольшого трансформатора, то ли реле — сердечник, обмотка, конденсаторы разных номиналов.

— Моя фамилия Скорик, я из прокуратуры… Трудитесь, смотрю. Вы электротехник?

— И электротехник, и шофер, и слесарь, и лесоруб… А это, — он указал на стол, — хобби, что ли. Делать-то нечего по ночам, вот и копаюсь.

— А по образованию?

— Учитель, — в глазах его промелькнула насмешка.

— Анатолий Филиппович, недели три назад перед отъездом в Германию Елена Павловна ночью приходила в институт. Входную дверь ей открывали вы?

— Нет, она своими ключами, — сказал вахтер, скользя глазами по лицу Скорика, словно изучая.

— Она долго пробыла в лаборатории?

— Не знаю. Она пришла, когда я был наверху, делал обход, увидел ее, когда уже уходила.

— Вас не удивило ее ночное появление?

— Она хозяйка, чего ж мне удивляться.

— Разговаривали с нею о чем-нибудь?

— О чем говорить? Пожелала спокойной ночи и ушла.

— А вы не заметили ничего необычного в ту ночь?

Ответил вахтер не сразу, но может на такой вопрос и полагалось прежде чем отвечать, сперва подумать, вспомнить?

— Все было, как обычно, — наконец произнес вахтер.

— Она ничего не уносила с собой?

— Не заметил.

— Что ж, спасибо, Анатолий Филиппович. До свидания.

21

Щербы не было — ушел к председателю областного суда по каким-то делам. В четверть десятого утра сидели в кабинете криминалистики у Войцеховского вдвоем. Дважды прокрутили кассету автоответчика с гневным монологом Назаркевича, заканчивавшимся чуть ли не угрозой: «…вы еще об этом пожалеете». Затем Скорик пересказал свой разговор с Яловским и вахтером.

— Придраться не к чему, зацепиться не за что. Ни у Яловского, ни у вахтера. Вата. Ночной визит Кубраковой в институт можно объяснить чем угодно, самым невинным поводом, — сказал Скорик. — Все, что они говорили, может быть стопроцентной правдой, но в такой же степени и ложью, весь вопрос — зачем? Но ответить мы не в состоянии…

Скорик говорил, а Войцеховский, откинувшись в кресле слушал, но взгляд его как бы кружил по лицу собеседника по каким-то непонятным орбитам.

— На бумагах Назаркевича, которые Джума нашел в «бардачке» машины, есть пальцы Кубраковой, — вдруг сказал Войцеховский.

— Она могла читать эту докладную и три, и четыре недели назад, когда угодно, — сказал Скорик.

— Нет. Бумага датирована 13-м июня. Это воскресенье. А во вторник рано утром Назаркевич уже вез Кубракову в Богдановск. И зачем деловую бумагу он держал в «бардачке»?

В это время загудел дверной звонок, Войцеховский нажал кнопку. Через минуту вошел Агрба.

— Ну что, витязи? — Агрба плюхнулся в кресло.

— Осторожней, Джума, кресло казенное, рассчитано на более деликатную задницу, — подмигнул Войцеховский. — Что скажешь?

— Ни аптеки, ни парфюмеры тубов с названием «Метах» никогда не получали и не слышали о таких.

— Правильно, Джума. Но твоя информация и запоздавшая, и бесполезная. — Войцеховский открыл ящик письменного стола, извлек толстый альбом. Вчера, Витя, — обратился Войцеховский к Скорику, — мы с тобой встретились в конторе, где работает твоя Катерина. Ты возвращался сытый и ублаженный, как кот, а я, сирый и голодный, шел туда заниматься делом. Я вспомнил, что у них есть этот самодельный гроссбух, — он постучал пальцем по переплету. — Здесь среди прочего наклеены вырезки из разных заграничных проспектов и журнальчиков — рекламные картинки баллончиков специфического назначения. Так вот в этом кустарном каталоге баллончиков со слезоточивым и иными газами обнаружился и наш — «Метах». Полюбуйтесь, — он открыл в нужном месте альбом.

Аккуратно вырезанный из какого-то рекламного изделия, сфотографированный почти в натуральную величину, прекрасно полиграфически исполненный, красным глянцем сиял баллончик с белым колпачком. Крупными буквами его опоясывала надпись «Метах». Под снимком на немецком, английском и французском языках было напечатано пояснение и инструкция, как пользоваться этим газом в целях защиты, учитывая содержащийся в нем удушающий компонент.

— Поляки привозят, — сказал Джума. — Да и наши тоже.

Скорик задумчиво молчал.