Правый поворот запрещён

— Как отдохнули? — спросил Скорик, вошедший поприветствовать вчерашнего отпускника.

— Отдыхать всегда хорошо. Сбросил шесть килограммов.

— Что, скудный харч?

— Харч обычный, санаторский, вынужденно-диетический, как у всех сегодня. Нет, просто много ходил, душ-Шарко, лечебная физкультура… Ну, а что у вас тут? Как дело Кубраковой?

— Принести, почитаете?

— Не надо, расскажите.

За месяц отпуска, выключившись из всего, Щерба слушал отстраненно, как говорят «на свежее ухо», и потому в какой-то момент вдруг обеспокоенно подумал: «Не слишком ли гладко: колпачок от газового баллончика — в машине Назаркевича; каскетка там же; бумаги с „пальцами“ Кубраковой — в „бардачке“ той же машины… Не поторопился ли Скорик, засунув Назаркевича в СИЗО? Можно было обойтись без такой меры. Странно, что шеф дал санкцию… Как это Скорику удалось его уломать?..»

Но когда Скорик, завершая, рассказал о вновь открывшихся обстоятельствах — о поляке Тадеуше Брониче, о кольцах и поликаувиле, которым их обрабатывали, — все это несколько сняло сомнения Щербы; он уловил ход рассуждений Скорика, в них была логика, потому что проглянула причинная связь: Назаркевич — поликаувиль, а поликаувиль — это поляк и кольца, хотя жешувский таксист, сбывавший их, и не знал, возможно, что Бронич, похоже, и есть главный поставщик этого «золота», ведь не случайно бутылка с лаком найдена у него в гараже. А это не просто лак, а поликаувиль: секрет, дефицит, открытие, событие, тра-ля-ля, и хозяйка его — Кубракова, а ее вторая, но единственная рука, правая там или левая неважно, — Назаркевич! И Щерба решил не высказывать своих первоначальных сомнений и не пенять Скорику, что тот поспешил отправить Назаркевича в СИЗО. «Может, он и прав. Не стоит выбивать его из колеи», — подумал Щерба, хотя забыть о том, что защитник Назаркевича Устименко, не мог: слишком хорошо и давно знал Артема Устименко как криминалиста, следователя, да и как адвоката…

31

Тадеуш Бронич, возвращавшийся из Турции, благополучно пересек южную границу. Но пока он, благодушествуя, ехал из Баку, одной рукой держа баранку, а локоть другой лихо выставил за окно, на западную, советско-польскую границу в УВД к Проценко ушли две телефонограммы примерно одного содержания: «Приехал, встречайте».

Стекла в машине были опущены, жаркий сквозняк метался по салону, вдоль дороги тянулся унылый пейзаж — холмы с уже сожженной травой, на которых иногда возникали медленно передвигавшиеся комочки — стада баранов. Скаты шипели на расплавленном асфальте. В безоблачном, утратившем от зноя синеву небе висело бесцветное солнце. В тени, как сообщило радио, под сорок (но где эта тень?!), а сколько же на солнцепеке, на этом шоссе? Все шестьдесят? Ужас! Как тут можно жить?! Но «Вольво», слава Богу, знала свое дело, двигатель работал без сбоев, бак полон. Тадеуш заправился девяносто восьмым у интуристовской колонки, сунув в окошечко небритому жирному заправщику сувенирную дешевку — прозрачную авторучку с голой девкой внутри, при наклонах жидкость, в которой плавала девка, либо натягивала на нее купальник, либо снимала его…

В Баку он пробыл неделю, отдохнул, встретился с приятелями — деловыми людьми, покайфовал. Настроение было хорошим, поездка удалась: выгодно сбыл кольца в Болгарии и Турции. Правда, несколько огорчился, узнав от бакинских друзей, что их курьер, возивший «Пробе» фабричные бирки к кольцам, съездил неудачно — рэкетиры хапанули его чемоданчик, пришлось уносить ноги. Но это не страшно, главное, что ушел, а новый пакетик с бирками он, Тадеуш, захватит с собой. В Турции он плотно загрузился шмотками. Сбросит своим людям на Украине. Оттуда заберет кадмиево-никелевые листы, каждый тут стоит 4–5 бутылок водки, а в Польше 700–800 долларов. Вез он из поездки приличную сумму «зеленых», вписал их в декларацию, так что осложнений на западной границе не должно быть. Правда, немножко «зеленых» и «деревянных», когда сдаст шмотки, придется отвалить парням за прежнюю партию колец. Но вот брать ли у «Пробы» новую — вопрос. Может, потерпеть, отложить до следующего раза, чтоб не перенасыщать польский рынок и не привлекать внимания, хотя здорово выручает этот поликаувиль?!.. При воспоминании о Польше остро захотелось скорее добраться, услышать родную речь; сестра Марыська сварит любимые флячки, выставит две бутылки «сенатора» из холодильника. Подумав о холодном пиве, Тадеуш ощутил вязкую слюну во рту; сейчас, потный от зноя, он уплатил бы любые деньги за бутылку… Дома, уладив все дела, отлежавшись два-три дня, позвонит в Тарнув и услышав в ответ веселое женское «Хальо, я слухам!», скажет: «Баська, укладывай чемодан, дорогая, едем в Сопот на месяц. Позвони в тамошний ОРБИС[7] на Богатеров Монте-Кассино, закажи хорошую частную квартиру. Закажи от своего имени. Поняла? Самую лучшую, форсы есть. Захвати ракетку, я привез тебе коробку мячей „Шлезингер“. Будешь бегать в шортиках по корту, показывать свои длинные ножки бесплатно. А ночью я сниму с тебя эти шортики тоже бесплатно, а потом пойдем на пляж и будем купаться голенькими… Ха-ха-ха!».

32